Сан Тери - Сосед

Кир старался - обыграл пространство зеркалами, забабахал оригинальный дизайн и, что больше всего тронуло сердце Маринки - сохранил все её дорогие поделки, оставил любимые шторы, обустроив гостинную таким образом, чтобы они не просто вписались, а стали некоторой изюминкой комнаты. И всё-то он учёл, и детскую кроватку, которую они вместе выбирали, и пеленальный стол, и уютный электрокамин под огромным во всю стенку телевизором – много всего.

В апреле они со Светланой Юрьевной занялись магазином - вот где кипучая энергия Маринки смогла развернуться на полную. Светлана Юрьевна в прошлом сама была заведующей магазином, многое могла подсказать, подметить вовремя, подобрала толковый персонал из опытных женщин...

Маринка Кира жутко ревновала, хотя, по мнению свекрови, ревновать можно было разве что к работе. Кир на свою ненаглядную надышаться не мог. Собственно, чем ближе подходил день родов, тем больше с Березиной сдували пылинки, не разрешая практически никакой работы: кушать, гулять побольше, спать – вот, по мнению Кирилла, чем должна была заниматься девушка. Спасала верная Иванова: радуя мужей, два неповоротливых колобка выкатывались по магазинам.

В последние дни Березина себе места не находила: решила заняться стиркой, намыть полы, начистить ванную и чего бы только ещё не удумала, если бы не бдительная свекровь. Светлана Юрьевна пасла Березину, аки коршун наседку. В жизнь молодых обещала не вмешиваться (хотя Кир иронично советовал маман не зарекаться тем, что не сможет исполнить), но за Березиной в отсутствие сына свекровь присматривала. Опасалась, что роды начнутся со дня на день, а у Марины не хватит соображалки позвонить и поставить в известность.

Маринка не понимала, чего там соображать: все бегают и суетятся вокруг неё, словно она президентом стала. Женщины раньше в поле рожали, и косить шли. А у неё уже заказана отдельная палата, врачи с акушерами ждут и... Кир... Маринка улыбнулась, приложив ладонь к запылавшему лицу. Больше года прошло, а у них всё, ровно в первый раз. Стоит подумать о своём ненаглядном упыре, Маринку захватывали волны эйфории, а глядя на Кира, смущалась, ровно девочка.

В счастье нет правил, оно не грамматика - на листе не распишешь и не объяснишь – тихий незримый свет, мгновение необъяснимой полноты жизни. Щелчок замка - выстрел любви... счастье открывает дверь и входит в дом. Светловолосое, голубоглазое счастье с арийским лицом, в распахнутой куртке на широких плечах... Счастье сорок восьмого размера в сто восемьдесят семь сантиметров ростом, рассекающее мир размашистым небрежным походоном, оставляющее следы жизни на поверхности Маринкиного бытия... Всё, что бы он ни делал, всё, к чему он прикасался...

Маринке очень хотелось бежать навстречу, броситься на шею, но она не побежала, хотя радость внутри скакала визгливым, прыгающим щенком. Березина осталась степенно и важно стоять на стуле, довешивая на карниз постиранную занавеску. Светлана Юрьевна, устав бороться с Маринкой, что не думает ни о себе, ни о ребёнке, полетела жаловаться. И наябедничала по дороге, забирая у сына куртку, прося повлиять. Маринка не сомневалась, что он повлияет - просто очень хотела дать ему возможность повлиять.

- Проказничаешь? - ласково спросил Кир, входя в комнату, улыбаясь, созерцая комок счастья Маринки глазами огромной любви. Протянул руки и... маленькая кошка очень хотела броситься в своё распахнутое навстречу окно, зная, что оно принадлежит только ей одной. Для неё в этой жизни кто-то зажёг свет... Но она не прыгнула, позволяя себе прочувствовать полноту мгновения, а Киру тихо подойти, обнять и поцеловать опустившийся, выпирающий живот.

- Настёна, мамка не слушается? - шепнул он, потираясь носом и лёгкой щетиной. Поднял, снимая с табуретки, легко, не чувствуя веса...

Счастье не обременительно - говорил Кир. Они смотрели друг на друга, сияли незримо, и Светлана Юрьевна, украдкой утерев напросившуюся слезу, вышла, тихонько прикрыв за собой дверь, не осмелившись ничего говорить, боясь помешать и спугнуть прилетевшую на карниз двоих птицу. Множество птиц живущих на третьем этаже.

«Ты мой человек!» – безмолвно сказала кошка, трогая лапкой раму чужой души.

А человек поставил на пол и открыл дом сердца: «Живи, кошка».