Анна Берсенева - Созвездие Стрельца

От такой мысли Марине стало не по себе, она вздрогнула даже.

Но тут Толя положил руку ей на плечи и осторожно притянул к себе. Именно осторожно он это сделал, бережно даже. Хотя с чего ему беречь ее? Это было так трогательно, что Марина поддалась его намерению, придвинулась к нему. Теперь она чувствовала не только его пальцы, длинные и сильные, на своем плече, но и его ребра у своего бока. Ей стало смешно, что она думает о нем так физиологично, и этот внутренний смех как-то успокоил ее, избавил от неловкого взгляда на себя со стороны.

– Что ты? – спросил Толя.

Марине понравилось, что он почувствовал перемену ее состояния. Чуткость – редкое качество в мужчине.

– Ты почему худой такой? – спросила она вместо ответа.

– Ну а зачем лишнее на себе носить? – Он пожал плечами. – Чтоб давление по три раза в день измерять?

Не романтично они разговаривали, сидя в одиночестве обнявшись на краю постели. Совсем не романтично. Но трепет, который был в Толе, каким-то загадочным образом передавался во время этого разговора и Марине.

– Очень ты мне понравилась, Маринушка, – сказал он. – На душу легла. Бывает такое, выходит.

Эти слова, а еще больше удивление, с которым они были произнесены, можно было считать объяснением в любви. Особенно с учетом его возраста, совсем не юного, и профессии, не располагающей к чувствительности, и обстоятельств встречи, самых обыкновенных и случайных. Марина их объяснением и сочла. Пожалуй, и странно было бы, если бы он сказал: «Я люблю тебя». Странно и глупо. Такие слова хороши разве что в индийском кино, а в любом другом кино они уже коробят слух, а в жизни тем более.

Они повернули друг к другу головы и попробовали поцеловаться – губы вздрогнули, сближаясь. Это оказалось приятно; Марина почувствовала, что ему так же, как и ей. Толя снял с нее куртку, то есть не куртку даже, а просто кардиган, который она захватила с собой, чтобы надеть вечером, а так-то ведь она не собиралась оставаться на ночь, думала уехать с кем-нибудь на машине или просто электричкой и не поздно…

Все эти слова вылетели у нее из головы и покатились россыпью, как бусины по полу, когда поцеловались по-настоящему, крепко и долго. Они совершенно подходили друг другу. Это было так очевидно, что Марина оторопела. Никогда с ней такого не было, чтобы она почувствовала это от одного поцелуя.

«И хорошо! – отрываясь от Толиных губ, подумала она. – И нечего, значит, лишнее думать!»

И с этого мгновения они стали целоваться, и одновременно раздеваться, и обнимать друг друга, полуодетые, а потом и раздетые совсем, сидя, потом лежа на этой несерьезной воздушной кровати, которая швыряла их и качала, будто корабль во время шторма…

– Не замерзла? – спросил Толя.

Они лежали, отдыхая и немножко задыхаясь от того, что так закономерно с ними произошло. Они лежали рядом, и его рука была у Марины под затылком.

– Нет, – ответила она. – А разве холодно?

– Должно быть холодно. Обычно к вечеру печку топлю. А сегодня не успел.

– Нет, не замерзла. А ты?

Он засмеялся вместо ответа. Его смех был приятен ей так же, как его крепкие поцелуи и его узкое тело. Оказывается, так бывает, да. Вот так, сразу.

– Давай поговорим, – вдруг сказал Толя.

– О чем?

Марина насторожилась. Как ни подходят они друг другу, а рановато им выяснять отношения.

– О чем хочешь, – ответил он. – Просто хочется с тобой поговорить.

Это прозвучало с той же открытой искренностью, с какой он недавно сказал, что ему с ней хорошо и ясно.

– Давай, – улыбнулась она. – Говори что хочешь.

Ее даже любопытство обуяло: что же ему интересно в такой момент?

Толя повернул голову, поцеловал Марину в щеку и сказал:

– Да мне и нечего. Весь вечер тобой любовался. Задумываешься ты красиво. Бабка моя говорила: женщине задумываться не надо, а то морщины на лицо переползут. Из мозга, имела в виду.

Это прозвучало некстати и могло бы показаться ей грубым, даже обидным. Но обиды Марина не почувствовала. В конце концов, они сильно недобрали разговоров перед тем как оказаться в постели, и любые слова теперь хороши.

– Умная ты, – сказал Толя. – Я сразу догадался.

Утверждение, что она умная – такая же неточность, как и то, что она красивая. Не неправда, а вот именно неточность. У мамы – да, ум. А у нее – сообразительность и хорошая память. И немало это, кстати, и немаловажно.

– Отпуск когда у тебя? – спросил Толя.

– Через неделю, – ответила Марина.

– Едешь куда-нибудь?

– Нет.

– Что так?

– Ремонт надо делать.

– Сама, что ли, будешь делать? – удивился он.

– А что ты так удивляешься? – улыбнулась она. – Похоже, что у меня руки не оттуда растут?

– Руки у тебя откуда надо растут. – Он улыбнулся тоже и коротко, ласково сжал ее руку. – Только не для ремонтных дел предназначены.

– Не сама буду делать, да, – согласилась Марина. – У нашего одного врача ребята-молдаване работают. Закончат – ко мне перейдут. Я уже договорилась.

– А в отпуск не едешь, потому что на материалы потратилась? – догадался Толя.

Догадка была неправильная, но возражать Марина не стала. Объяснять, что ее ремонт оплачивает папа, было не то чтобы неловко, но как-то ни к чему.

– Примерно, – ответила она.

– Как же ты в ремонте будешь жить? – не отставал Толя. – Это ж конец света. Грязь, грохот.

– Мне только обои переклеить и полы отлакировать. Ну и мелочи всякие.

На время ремонта она собиралась перебраться к родителям, но едва ли ему надо знать и эту подробность.

– А перебирайся ко мне, – сказал Толя.

Марина удивилась так, что, кажется, даже матрас вздрогнул от ее непроизвольного движения.

– Отсюда до Москвы рукой подать. Да и отпуск берешь, не обязательно каждый день в город ездить, – спокойно объяснил он.

Как будто дело только в том, насколько ей удобно ездить в город из Мамонтовки!

– На свежем воздухе поживешь, – продолжал Толя. – Не хуже, чем у моря. И молоко парное можно брать, тут семья одна козу держит.

Такое желание уговорить ее слышалось в его словах, что Марина расхохоталась.

– Не-ет! – воскликнула она. – Я козье молоко на дух не выношу, тем более парное!

«Интересно, что он еще придумает?» – подумала она.

Сквозь смех подумала и сквозь какую-то совершенно девчачью легкость.

Ничего больше Толя придумывать не стал. Он порывисто сел, и его рука, взметнувшись у Марины под затылком, заставила ее сесть тоже.

– Тогда просто так оставайся, – сказал он, глядя ей в глаза близко и пристально. – Со мной.

Его глаза, небольшие, черные, горели таким волнением, что Марине даже тревожно стало. Он смотрел так, будто его жизнь зависит от ее ответа.

«Разве я к такому готова?» – растерянно подумала она.

Под «таким» она понимала даже не то, чтобы пожить во время отпуска у него в доме, а значимость, которую стремительно приобретали их отношения.