Оксана Сергеева - На краю неба (СИ)

«Черт тебя раздери, Крапивин! Что ты такой стремительный!»

— Кому ты звонишь? — спросила, застав его на последней фразе.

— Ага, давай. Спасибо, — попрощался он с кем-то и сунул сотовый в карман пиджака. — О, Катрин! Ты ли это?

— Дима, кому ты звонил?

— Садись в машину. Тут сейчас такое веселье начнется, твоим головорезам и не снилось.

— Ты что отцу звонил?

— Нет, Папе Римскому.

— Крапивин, какого хрена! Не порти людям праздник! Я куда хочешь с тобой поеду, только позвони отцу и скажи, чтобы он ничего не предпринимал. Ну, или кому ты там звонил.

— Правда поедешь? — усмехнулся он и впихнул ее в открытую дверцу автомобиля.

— Дима!

— Не кричи, Катрин, я прекрасно тебя слышу. Пристегнись, — спокойно сказал он и, обойдя машину, уселся за руль.

«БМВ» стремительно тронулся с места.

— Дима, позвони отцу.

— Уже позвонил.

— Я же теперь с тобой, у тебя в машине. Пусть люди развлекаются. Какая тебе разница?

— Вот именно. Вообще никакой.

— Тогда позвони отцу, — упрямо твердила она. — Не порти людям праздник. Знаешь сколько усилий стоит все это организовать? Это же все не за просто так! Блин, они за это деньги платят!

— Вот и представь. Ты круче всех их вместе взятых. Они, бедные, организовывают-организовывают, взятки платят, а ты одним взмахом руки все прикрыть можешь. Без денег. Вот это сила. Димке Крапивину позвонила и все — кончился у людей праздник.

Навстречу пронесся кортеж из шести полицейских машин.

— Вот какого черта ты припёрся за мной? Какого? Сидел бы со своей Адочкой в обнимку! Или лежал!

— Ты пила? — вдруг спросил Дима.

В ответ Катя смачно чмокнула свою ладошку и послала ему воздушный поцелуй.

— А почему я тебя, собственно, прикрываю? Позвоню сейчас Ваньке и скажу, что заловил его младшую и совершенно нетрезвую сестренку в одном очень злачном месте.

— Да ладно! — захохотала Катька и дернула вниз язычок молнии на черном кожаном платье. — Давай! Попробуй ему объяснить, какого хрена я сижу у тебя в машине голая! А я ему сейчас селфи отправлю. Те, кто нас видел, точно знают, что я села к тебе одетая! — Она проворно вытянула из-под себя подол, вынула руки из коротких рукавов, содрала платье и выбросила его в открытое окно.

— Прекрати, идиотка! — заорал Крапивин.

Катька весело засмеялась.

— Ты чего добиваешься? — зло спросил он. — Острых ощущений захотелось? Так я тебе устрою! — негодовал, нажимая до упора педаль газа.

Машина понеслась на заоблачной скорости. Катька зажмурилась, боясь даже смотреть на спидометр. Они въехали в город и теперь неслись по набережной.

Сквозь закрытые веки ярко вспыхивали фары мимо летящих автомобилей.

— Дима, — выдохнула она, вцепившись в ремень безопасности у себя на груди и вжимаясь в сиденье.

— Не шлифует, нет? — заорал он, кажется, прямо ей в ухо.

— Останови!

Завизжали тормоза. Машину занесло. Но Крапивин выровнял руль и припарковался на обочине.

— Мы уже умерли? — спросила Катя с закрытыми глазами.

В голове шумело. Кровь гулко пульсировала в висках. Слышалось чье-то тяжелое дыхание. То ли ее собственное, то ли Димкино. С трудом открыв глаза, посмотрела на Крапивина. Он сидел, откинув голову на подголовник и глубоко дышал. Его грудь тяжело вздымалась, ладони, сжатые в кулаки, лежали на коленях.

Почувствовав на себе взгляд, он повернулся к ней, невольно уставившись на ее грудь.

Это сразу отрезвило Катьку.

— Я же вижу, как ты на меня смотришь. Да у тебя скулы сводит, когда я в майке без лифчика хожу. Или я ошибаюсь, и ты сейчас даже не возбудился? Не ври себе! И мне не ври! С Агаточкой он встречается! Да она тебе нахрен не нужна, потому что ты меня хочешь! Лицемер!

— Матом тебя прошу — уймись! — заорал «лицемер», выскочил из машины и выдернул Шаурину на улицу.

Он потащил ее к бетонному спуску, а она даже не пыталась сопротивляться, потому что это было бесполезно и, наверное, опасно для жизни.

— Остынь! — На последней ступеньке он подхватил ее на руки и забросил в воду.

— Придурок! — заорала Шаурина, отплевавшись от воды, попавшей ей в рот. — Совсем крыша поехала!

Дима глубоко вздохнул и повернулся спиной, пока Катька, матерившись и поносив его грязными словам, выбиралась из воды.

— Не, Крапивин, это конкретный перебор… — тяжело сказала она, надевая обувь. Хорошо, что еще скинуть успела, а то хана была бы ее эспадрильям от Шанель. — Ты меня в холодную воду закинул, не май месяц на улице, не сильно-то накупаешься у нас в августе, сволочь ты такая…

Катя вся сжалась от ледяных мурашек, со злостью чувствуя, как у нее начали стучать зубы. Дрожащими руками она попыталась сделать из волос узел, потому что с них ручьем текла вода, и так казалось еще холоднее. Но волосы никак не поддавались и все падали на спину тяжелой волной.

Дима, как будто за пару вздохов набравшись спокойствия, подошел к ней и начал стряхивать капли воды с ее плеч. С груди. Катька залепила ему звонкую пощечину. Он, не обратив на это внимания, стянул и надел на нее свой пиджак.

— Убери от меня руки.

— Да пошла ты нахрен.

— Сам пошел. Скройся с моих глаз.

— Ну-ну, и тебе сразу станет охренеть как комфортно тут среди ночи одной, в лифчике и трусах. Пиджак оставить или обойдешься?

Он притянул ее к себе за лацканы, Катя без сопротивления поддалась и уткнулась в его шею холодным носом.

У него точно крыша поехала. Как он мог такое сделать?

Обнял ее за плечи, прижался к ее холодным губам своими горячими. Потому что уже жалел о своем поступке. Потому что хотел согреть. Не поцеловал интимно, а просто прижался ртом.

Шаурина укусила его за губу.

— Быстро в машину, — скомандовал он и подхватил ее под локоть, и Катька пошла скорым шагом, сильнее прижав руки к туловищу, чтобы сохранить хоть чуточку Димкиного тепла.

— Отвези меня домой, — сказала на выдохе, чтобы голос не дрожал. Ненавидела подобные проявления слабости.

— Ага, вот так прям и отвезу. Мокрую и голую. Хорошо в кино сходили.

— Хорошо. С эффектом «фиг знает сколько Д».

Все, что Катька проорала в машине, — чистая правда, и это, конечно, взбесило его.

Обличающая правда всегда задевает, вот и сорвался.

Между ними давно не было того легкого дружественного общения, они только делали вид, что все хорошо. Вот уже несколько месяцев она сводила его с ума. Намеренно сводила. И откуда только знала, как действует на него. И ему было плевать сколько ей лет, он не мог себе запретить хотеть ее. Никакие запреты не помогали, не видел он в ней младшую сестренку лучшего друга. Катька повзрослела, стремительно потеряв свою простосердечность. Вела себя как женщина, от нее пахло женщиной. Она из таких, которые в семнадцать лет покоряют мировые подиумы.