Евгения Перова - Друг детства

Сашка слушал.

– Ничего решить не могу, ничего не понимаю. Растерялась. Может, бабушка и была опорой? А ведь она даже не всегда узнавала меня в последнее время.

– Это пройдет! Ты справишься.

– Да куда я денусь…

Когда сели в машину, он вдруг сказал:

– А хочешь, покатаемся?

– Как это?

– Ну, просто покатаемся! А то тут ехать – десять минут…

– И где мы будем кататься?

– Да где угодно, хоть по кольцевой! Сейчас машин мало.

– Ну, давай…

Он покатал ее по пустым трассам, а когда подъезжали к дому, Лялька заснула, привалившись к дверце. Сашка улыбнулся и осторожно погладил ее по шее – сзади под волосами. Она вздохнула и открыла глаза, зевая:

– Господи, я заснула, что ли?

– Ну да.

Руку он не убрал.

– И давно я сплю?

– Да минут десять.

– Даже снилось что-то…

Она опять зевнула.

– Понравилось кататься?

– Понравилось…

– Так, может, шофер заслужил чашечку кофе?

Он слегка потянул ее к себе, запустив руку в волосы на затылке.

– Кофе тебе дома жена нальет – через пять минут, потерпишь. Саш, прекрати!

Она опять закрыла глаза и так вздохнула, что он понял – действует! И обнял уже за плечо, и притянул к себе, и хотел было поцеловать, но Лялька вывернулась и выскочила из машины.

– Поезжай! Тебя дома ждут. Поздно.

И ушла.

Подъехав к дому, Сашка долго сидел в машине, так не хотелось никого видеть, так не хотелось потерять ощущение, которое еще хранили его пальцы: от Лялькиной нежной кожи и тонких завитков волос на шее. Он даже понюхал руку, но пахло резиной и бензином.

А Ольга еще долго стояла в полутьме на дорожке, размышляя: приснилось ей или нет, что здесь, вот на этом самом месте, она целовалась в прошлый раз с Сорокиным?! Она плохо помнила день похорон, все как-то путалось в голове, а потом ее совсем развезло от водки, выпитой на голодный желудок, хотя внешне – она знала эту свою особенность – внешне было совершенно не заметно: чем пьянее она становилась, тем более трезвой казалась. Проводив Сорокина, она тут же заснула и спала до вечера следующего дня – разбудил ее звонок тети Тани, которая беспокоилась, как она там…

Теперь ей почему-то все время мерещилось, что на похоронах был отец, который уже сто лет как не приезжал из Иерусалима, – был и рыдал в голос, а потом обнял Ляльку так крепко, что даже больно стало – от невыносимой силы любви! Но отец рыдал на похоронах матери, а обнимал и любил ее так пронзительно вовсе не он, а… Сашка?!

Не может быть…

И кто это сказал: я люблю тебя и всегда любил? И – прости меня за все?

Тоже… Сашка?!

Она смутно помнила разговор про Тимофея и школу, но вот поцелуи! Было это или нет? Похоже, что было – с чего бы это Сорокин вдруг полез ее обнимать? Какой кошмар…

Через неделю Сашка ждал Ольгу у школы – Тимофей приболел и сидел дома. Шел проливной дождь, Сашка долго стоял на крыльце, наконец Ольга вышла, раскрывая на ходу зонтик.

– Ольга Сергеевна! Персональная машина подана!

– Саш, ну зачем это! Никуда я с тобой не поеду.

– Посмотри, какой дождище, ты вымокнешь в момент!

– Ничего, высохну. Саш, я прошу: не надо этого ничего, пожалуйста!

– Ляль, я просто отвезу тебя домой, и все. Я что, не могу тебя даже подвезти?!

– Ну, хорошо, – сказала она с угрозой в голосе. – Вези.

Ехали они молча, и Ольга собиралась сразу выскочить и удрать, но не успела – Сорокин обнял ее так решительно и крепко, что не сбежишь. Он слышал, как судорожно она дышит, как колотится ее сердце, и целовал – уже знал, куда целовать, где самое чувствительное местечко: на шее под ухом.

– Отпусти меня. Немедленно.

– Лялька… Но я же чувствую… Ты тоже меня хочешь…

– Ну и что?! Что это меняет? Пусти! Господи, как я тебя ненавижу! Чего тебе нужно? Чего?!

– Тебя! Я жить без тебя не могу…

– Ты сто лет прекрасно жил без меня! А теперь… когда я… когда я себя не помню… ты пользуешься! Отпусти, я сказала!

– Я люблю тебя! Лялька, пожалуйста…

– Что – Лялька?! Я давно уже не Лялька, а Ольга Сергеевна! Чего ты хочешь от меня – секса раз в месяц? После родительских собраний, да?! А как я в глаза твоему сыну смотреть буду, ты подумал? Как ты сам ему в глаза будешь смотреть?!

Лялька выскочила из машины, но Сорокин догнал ее на дорожке, схватив за плечи. Они стояли под проливным дождем – оба мгновенно промокли, но не замечали этого и кричали друг на друга:

– Где ты раньше был со своей любовью?!

– А ты?! Хоть бы раз дала мне понять, что я тебе нужен!

– Ага, ты хотел, чтобы я бегала за тобой, как все эти Светки и Жанки!

– А ты гордая, да?!

– Да. Гордая.

И она повернулась, чтобы уйти, но Сашка удержал и, не давая ей вывернуться, поцеловал – один раз, другой… третий…

– Прости меня, прости! Я не знаю, что делать… Ты мне каждую ночь снишься… Ну почему, почему?! Почему ты тогда не оглянулась…

– А ты? Почему ты меня не догнал…

– Ты никогда не оглядывалась!

– А ты никогда меня не догонял…

– Ну как же! Один раз догнал!

– Когда это? Ах да… Это когда ты меня допрашивал, девушка я или нет?

– Да, примерчик неудачный… Ляль, что нам делать?!

– Давай… ты постараешься… взять себя в руки, а?

– Я предпочел бы взять в руки тебя…

– Да что ты? Ты никак шутить научился?

– Ты не поверишь, но я даже научился любить…

– Ну, говоришь ты об этом очень даже бойко!

– Лялька! Господи, как я соскучился по тебе! Просто безумно!

– Я тоже…

Они стояли, обнявшись, мокрые насквозь, и не знали, что делать с этой обрушившейся на них, подобно ливню, любовью.

– Давай мы попробуем… просто быть друзьями? Друзья детства, а что?

– Ты сама-то веришь в то, что говоришь?

– Саш, а что делать?! Я не вынесу! Я не могу. Я все время помню про Тимошу, про…

– Не надо. Молчи.

– Они-то не виноваты, что мы с тобой такие идиоты…

– Я виноват. Я один.

– Ну да, а я белая и пушистая…

– Ты самая лучшая, а я ноготочка твоего не достоин…

– Ну ла-адно, а то я сейчас заплачу…

– Не плачь.

– Саш, пожалуйста, иди! Уходи! Я сама с собой еле справляюсь, а еще ты. Пожалуйста, уезжай домой. Я прошу тебя! Не надо приезжать в школу, и ко мне не надо, ничего не надо! Ты же видишь, выхода нет. Пусть все будет как было, пожалуйста! Я прошу тебя, умоляю! Я уйду в другую школу, я так и хотела, меня в Москву звали, но из-за бабушки не вышло, а теперь… Нам не надо, нельзя видеться, не надо, не на…

А сама не могла оторваться от него, никак не могла! Стоило только Сашке ее обнять, как сознание отключалось напрочь и оставалось одно молодое, голодное и жадное тело, жаждущее любви.

– Все. Уходи.

– А жить как?

– Так и жить. Иди.

На следующий день Лялька свалилась в гриппе, толком не долечилась и в конце декабря опять заболела, теперь уже надолго. У Сашки тоже болели все: первой подхватила грипп Томурзик, за ней Тимошка, потом мать, его же самого ничто не брало, и он волей-неволей суетился по хозяйству, вспоминая, как сладко было болеть в детстве – можно было валяться в постели с книжкой, мама давала малиновое варенье, все тебя жалели…