Андрей Жвалевский - Современные методы управления погодой

– Спасибо. Ты ведь ко мне в гости приедешь?

– Куда?

– В Германию. Или в Прагу. У них два головных офиса. В Прагу даже лучше, город красивый.

– Все-таки не Мурманск.

– А при чем здесь Мурманск?

– Ни при чем.

Мы опять замолчали. Я почувствовал, что все напряжение последних дней аккумулировалось у меня в районе речевого аппарата. Я у нее поддержки прошу, а она… Да ей просто наплевать!

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – Я еще держался.

– У тебя был хороший шанс. Ты не мог его упустить.

– Ты издеваешься? Ты понимаешь, что через две недели я уеду и целый год меня не будет? Как минимум год?!

– Да.

И я сорвался. Я выговорил все, что накопилось, упрекал ее в бездушности и безразличии к моей жизни.

И еще в эгоизме. Противно было то, что для поддержания ощущения правильности произнесенного приходилось орать. Как только я замолкал, становилось мучительно стыдно, и я снова старался заорать этот стыд.

Катя тоже что-то кричала.

Когда я брякнул трубку (обозленный тем, что Катерина брякнула ее мгновением раньше), на меня изумленно смотрели две пары глаз: я докричался и до Сереги в его супернаушниках, и до директора в его звукоизолированном кабинете.

– Квартиру продаю, – пояснил я, – с агентством ругался.

Когда я очнулась, в комнате было тихо. Так тихо, что я не сразу сообразила, что не одна, и громко всхлипнула. И вздрогнула от неожиданности, потому что народ вокруг зашевелился.

– Круто, – сказал Сашка, – тебе повезло, что он не на мобилу позвонил.

– Что? – Я еще плохо соображала, что происходит, перед глазами вспыхивали красные круги.

Сашка куда-то сходил, принес и положил передо мной останки телефонной трубки.

– Ты не волнуйся, я починю. Но сегодня мы, похоже, будем пользоваться только базой. На, выпей.

Я автоматически маханула прозрачную жидкость, потому что была уверена, что это вода. Оказалось, водка.

– На, запей.

На этот раз повезло. Сок.

Откашливаясь и вытирая слезящиеся глаза, я оглядела комнату. Человек пять с очень встревоженным видом стояли вокруг моего стола, остальные сотрудники столпились в дверях, не решаясь войти.

– Да-а-а… А если бы там было окно? – подал кто-то голос.

– А если бы там кто-то стоял?

– Катька, я теперь с тобой только дружить буду.

Я медленно приходила в себя. До такой степени ярости меня еще никто никогда не доводил. Когда Сергей мне заявил, что он едет за границу, я даже обрадовалась. В смысле, вот какая я умная, я это уже и без него знаю. Когда он начал обвинять меня в нечуткости, это я еще выдержала. Но когда он заявил, что я эгоистка, что я всегда думаю только о себе, а он, бедолага, все должен решать за двоих, что мне наплевать даже на то, жив он или нет, что он мог не звонить еще месяц, я бы ничего и не заметила, вот тут в моей психике произошли необратимые изменения.

Я ему все сказала. И про заграницу, и про отключенный мобильник, и про его идиотскую привычку кидать свои вещи прямо в коридоре.

Видимо, разговор происходил на повышенных тонах, потому что к нам в комнату сбежался весь офис.

Видимо, я не очень хорошо соображала, что делаю, потому что трубку положила об стенку.

Всю следующую неделю я провел в высшей нервной деятельности: разбирался с увольнением, соблазнял знакомых своим местом в издательстве (должностью, только должностью!), паковал вещи, непрерывно консультировался с новыми нанимателями, пытался выучить необходимый минимум немецких слов.

Самым печальным получился процесс продажи машины. Ее пришлось отдавать в нехорошие руки за небольшие деньги.

Суета дисциплинировала. Как только я приостанавливался, где-то в районе совести начинало противно чавкать и ныть. Логически рассуждая, я ничего дурного не совершал. Во-первых, я не бросал Катю, а всего лишь ехал в длительную командировку. Это же для ее пользы! Чем лучше положение будет у меня, тем больше я могу дать ей, это же дважды два! Даже дважды один! Во-вторых, мы не муж и жена, я ей обет верности не давал. Я свободный человек и имею право поступать так, как считаю нужным! В-третьих, мы ведь можем перезваниваться, переписываться, перекидываться SMS. Какая разница, в Москве я или в Праге?

Логика была безупречная, совсем не понимаю, почему она была бессильна перед этой сосущей тоской.

В довершение всего на Москву обрушились грозы. В эту пору года они вообще случались нечасто, а уж в таком количестве и с такой яростью – вообще никогда. Деревья вырывало с корнем. Возле какого-то ночного клуба машину раздавило половозрелым тополем. На МКАДе поток автомобилей останавливался, не в силах противостоять другому потоку – водяному.

Как я узнал из газет, на суверенной родине Кати тоже начались природные катаклизмы. Ураган очень странной природы – фронт всего несколько десятков метров – прокатился поперек страны с востока на запад. Если бы я додумался проложить траекторию шторма на карте, то убедился бы, что он двигался по направлению от Москвы к Праге.

Но я не додумался. О чем впоследствии неоднократно жалел.

– Катька, кончай хандрить! И так на улице черт-те что творится, а еще ты сырость разводишь!

– Я ме хандрю, у мемя масморк…

Насморк был не только у меня. Похоже, он был у всех. И неудивительно! Погода над людьми просто издевалась.

Если с утра было солнце и жарко, значит, к вечеру подмораживало. И те, кто вышел из дома в туфельках и плащиках, к вечеру обливались соплями.

Если с утра градусники покрывались инеем, значит, к вечеру начинало жарить солнце, и все, кто вышел из дома в сапогах и куртках, сходили с ума от жары, расстегивались и… обливались соплями.

Из-за постоянных столкновений холодных и горячих воздушных потоков в атмосфере творилось что-то невероятное. Начались смерчи и ураганы. Если бы это было возможно, наверняка случилось бы цунами и землетрясение, но, к счастью, поблизости нет ни моря, ни гор.

После нашего последнего разговора с Сергеем мне стало понятно, что наши отношения подошли к своему закономерному финалу. Глупо было надеяться, что нам удастся что-то сохранить на расстоянии 750 км. А уж 1500 да плюс три границы… Это просто невозможно. Может быть, мы еще попереписываемся по инерции пару месяцев, а может, не стоит… Зачем продлевать агонию? Уехал – и все, с глаз долой – из сердца вон! Осталось только убедить в этом сердце.

За три дня до отъезда все было готово – помогла моя неукротимость на нервной почве. Я успел даже организовать приличный прощальный вечер в родном издательстве. Он чем-то напоминал веселые поминки. Все рассказывали друг другу, какой я замечательный, дамы постарше рыдали на моей шее, а Катька с Ритой враждебно рассматривали мою бывшую сослуживицу Татьяну Юрьевну, которую я намедни уговорил принять бразды.