Татьяна Алюшина - Моя нечаянная радость

Под конец службы, специально немного сокращенной для них из-за грудного младенца, Майя вдруг почувствовала слабость и головокружение и испугалась, что сейчас бухнется в обморок, но Батардин переложил свою свечу в другую руку и поддержал ее.

Как он понял? Чувствовал ее, что ли, подумалось Майке.

Они выходили из распахнутых дверей под звон колоколов, и она ахнула от неожиданности – перед церковью на площади собралась толпа народа поприветствовать их. Оказалось, что венчание здесь проводят редко – люди предпочитают делать это в городе или в сельских церквях, а не ехать всем свадебным кортежем черт-те куда. А тут еще и дни паломничества, и сам отец Никон присутствует на свадьбе.

Их громко приветствовали, поздравляли и даже дарили какие-то небольшие подарки. И каждый, кто подходил, благодарил за то, что они венчались именно здесь и сегодня – оказалось, это считается большой удачей для паломников, попасть на такой обряд.

Иван всю службу вел себя замечательно! Полежал спокойненько на руках у Лизы, а когда ей надо было держать венец, то у церковного служки, которому она его передала, и даже Старец Никон, сидевший возле дверей на лавочке, подержал ребенка немного.

– Вы продолжайте пост строгий, без еды, – наставлял Старец, обращаясь к мужчинам и Лизе, – к Богородице идти надо в чистоте. Вам-то и вовсе нельзя к иконе, – указал он на Лизу с Андреем, – не муж-жена. Но сегодня сделали исключение, потому как вы крестные родители, а младенцев в монастырской церкви не крестили вот уж тридцать лет. А дитя ваше Богородицей благословлено и в Ее помощи сотворено. – И повернулся к Майе: – Ну а ты, матушка, поди поешь, кормящей нельзя голод. Да отдохни, полежи в доме гостевом, покорми сына, и пойдем через сорок минут, крестины совершать.

Все сделали, как велел Старец, а Майка даже умудрилась заснуть, пока кормила Ивана, лежа на деревянной койке в бараке.

Обряд крещения был короче, но совершенно необыкновенный – так ей казалось. Она беспрестанно плакала, глядя на Ванечку на руках у Батардина, держащего отца за палец и радостно угукающего. И все слова и молитвы обряда, как Майе казалось, возносятся через купол прямо ввысь и гулко раздаются в стенах церкви, а все так торжественно, так возвышенно… вот и плакала.

После завершения крещения Никон сам поднес Ивана к Чудотворной иконе и приложил его плечиком и ножками к окладу, потом, обмакнув палец в миро, перекрестил ему лобик и отдал ребенка Матвею. Протянул им с Майкой по две свечи на каждого и наказал:

– Поставьте одну с благодарностью Божественной за чудо сотворенное. А вторую себе за здравие, помолитесь и скажите ей все свое, – и повернулся к замершим в стороне Андрею и Лизе: – Идите ко мне, чады. – Потом вручил им по две свечи и велел нечто непонятное: – Помолитесь, приложитесь к Иконе и поставите одну свечу с великой благодарностью за счастье, что она даровала, а вторую поставите за семью счастливую, крепкую и богатую.

Лиза с Андреем переглянулись, ничего не поняв, но все исполнили, как было наказано. А как же!

Провожая их, Старец Никон, как и в прошлый раз, остановился на пороге Церкви, встал перед Майей и Матвеем и дал наставление:

– Держитесь друг за друга, любите, почитайте телом и мыслями своими, живите в чистоте помыслов своих, и будет тогда в благоденствии прирастать чадами семья ваша, – перекрестил и благословил. И повернулся к державшимся рядышком Андрею с Лизой, посмотрел Лизе в глаза и произнес: – Мудрая и прекрасная жена ты, Елизавета, и мать великая, не ищи более предназначения своего, оно уже само нашло тебя. – И перевел взгляд на Кремнева: – Прими и береги все, что получил от щедрости и любви Божьей, и не печалься более, сыны твои с тобой жить станут в семье истинной.

Благословил и их и перекрестил.

– Идите с Богом, дети мои, – напутствовал он их всех четверых. – Великий день сегодня, все нужное соединилось и вернулось туда, где быть должно.

Они поклонились и уж было собрались спускаться с лестницы, когда Никон шагнул к Матвею и протянул ему маленький тряпичный мешочек-ладанку, с какой-то вышивкой мелкой, на простом шнуре и велел:

– Отдашь светлой сестре нашей Глафире Андреевне вместе с нашей сердечной благодарностью и поклоном. Пусть носит, не снимает, а отойдет в мир иной, с ней и похороните. Да не хмурься, не скоро покинет вас. Послужит ей оберегом, защитой и помощью.

Благословил всех и ушел.

Поесть они никак не успевали, последний катер вот-вот должен был отойти, пришлось поспешить на посадку, но на причале их догнал молодой инок и сунул в руки Андрею увесистый кулек, завернутый в бумагу, в которую обычно на почте посылки заворачивают.

– Старец Никон велел передать, – чуть запыхавшись, пояснил он и вдруг поклонился поясно Матвею, пальцами земли коснувшись: – Благодарим вас за великое чудо возвращение Иконы.

– Да пожалуйста, – растерялся немного от такого пафоса Батардин и, придерживая сына в повязке рукой, поднялся по трапу.

На катере посовещались и решили… вернее, как «посовещались» – Батардин распорядился:

– Мы с Майей в их гостиницу, а вы в нашу. – И, указав Андрею на кулек непонятный, добавил: – Давай посмотрим, что там.

Там обнаружились еще теплые морковные котлетки, пшенная каша с жареными грибами, луком и морковью, сложенная в большом конверте из фольги в несколько слоев и укутанная в ветошь для сохранения тепла, а также разваренная репа с постным маслом, зеленым луком и солеными огурцами и пластмассовые вилки-ложки и тарелки.

– Он что, знал? – обалдел от такого подарка Андрей.

– А вы еще не поняли? – спросила многозначительно Лиза и принялась обустраивать им на лавке что-то вроде стола и раскладывать по тарелкам угощение. – Есть давайте, пока горячее, – поторопила она всех.

Майя стояла у окна и смотрела в белую северную ночь. Иван спал в кроватке, которую поставили, когда они вчера заселились с Лизой в номер, Матвей разговаривал с кем-то по телефону, а она смотрела в белую ночь и думала, что пора многое сказать и объяснить мужу своему, теперь уже венчанному.

Необходимость этого разговора повисла над ними, как только они зашли в номер, и ждала, пока оба примут по очереди душ и Майя перепеленает, накормит и уложит спать сына. Уже требовалось начать немедленно, но оба молчали и мялись неудобством этого молчания, и тут Батардину позвонили. А Майка вздохнула чуть облегченно от малой отсрочки этого разговора.

Она не знала, как и что надо говорить.

– Ляжешь отдыхать? – спросил Матвей, неслышно войдя в комнату и встав у нее за спиной.

Она, так и не повернувшись к нему лицом, заговорила:

– Когда мне было двадцать лет, мне казалось, что я влюбилась, а он звал меня замуж и сильно настаивал…