Татьяна Алюшина - Две половинки

И он подумал тогда:

«Так все продуманно и обыденно, как будто мы женаты десять лет!»

Но, чтобы ни подумал Степан, он остался тогда с ней и оставался до сих пор.

«Вера – это именно то, что мне надо! Меня более чем устраивают наши отношения, а вот других мне точно не надо!» – упорно убеждал себя Больших, лежа с закрытыми глазами, под ровный гул самолетных турбин.

Нетребовательная, принимающая его и обстоятельства такими, каковы они есть. Ненавязчивая, добрая, уютная, встречающая улыбкой и горячим ужином, она сидела рядом с ним за столом, смотрела, как он ест, и слушала о его делах.

И секс с ней спокойный, размеренный, не самый плохой, хоть нестрастный до искр в глазах – устоявшийся, привычный, без взрывов и потрясений – все как надо!

Как и должно быть!

Степану очень нравился Ёжик. Такой замечательный мальчуган – веселый, умненький, интересный, с вечно стоящими торчком волосенками, любопытный, торопящийся все узнать, расспросить. Больших частенько думал, глядя на Ваньку, что хотел бы такого пацаненка. Это из-за него он привозил Веру с сыном в дом, сделав только для нее исключение из своих правил, и даже повесил для Ваньки качельки на участке. А как не привозить – мальчишке воздух нужен, раздолье!

Но ни Ванька, ни стабильная размеренность их отношений, не являлись для Степана поводом предложить Вере замужество или совместное проживание. Ему и в голову такое не приходило – зачем? Его все устраивало, а она ни прямо, ни намеками не давала понять, что ждет чего-то более серьезного.

«С ней спокойно. Устойчиво!» – убеждал себя Степан, продолжая размышления.

Только почему-то, приехав к ним на следующий день после Стаськи, он не смог Веру даже поцеловать, а от мысли, что придется заняться сексом, побежал дальше, чем видел! Чмокнул Веру в щечку, сунул Ёжику сладости и подарки, которые привез, сослался на нечто невразумительное, но очень срочное, и умотал в туман!

«Ничего, ничего! – уговаривал себя Степан Сергеевич Больших. – Это от слишком ярких, еще горячих, неостывших эмоций! Пройдет! И все вернется на круги своя. Надо поскорее забыть, выкинуть из головы, кровь очистить от Стаськи, и все пройдет!»

Он вдруг вспомнил давний разговор с сестрой, месяца через три, после того как начался его роман с Верой.

Они встретились в кафе на Ордынке, оказавшись волею удачного случая оба в центре в обеденный перерыв сестры, и главное, недалеко друг от друга. Степан позвонил наудачу, Анька обрадовалась, аж заверещала в трубку – давно не виделись, соскучились и поспешили встретиться.

Расцеловались, пообнимались, сели за столик, сделали заказ, быстро обменялись горячими новостями, расслабились, приступили к еде, и беседа потекла поспокойнее.

– Ну, что? – спросила сестрица. – Роман с Верой набирает обороты?

– Набрал, устаканился и перешел в устойчивое состояние, – оповестил Больших.

– Как-то быстро устаканился. Раньше за тобой не замечалось интереса к разведенным матерям-одиночкам.

– Много ты знаешь, – отозвался старший братец снисходительно. – У меня интерес к женщинам разнообразный!

– Горжусь! – бравурила сестрица. – И что, Степан Сергеевич, ты, выходит, остепенился? Можно ожидать совместного жития?

– Зачем? – искренне удивился Степан. – Ни мне, ни ей этого не надо!

– Ох, братишка, плохо ты знаешь женщин! – поясняла многомудрая сестрица. – Что тебе не надо, это понятно, а вот ей точно надо!

– Не думаю.

– Ну и какая тебе нужна женщина в таком случае, если Вера тебя не устраивает, чтобы жениться? – возроптала Анна.

– Комфортная, – ответил Степан, приступив ко второму блюду.

У Анны сделалось пораженное лицо.

– Ты что, серьезно? – решив, что ослышалась, не поверила она.

Степан кивнул, не понимая, чем это так сестрицу проняло, и что такого он сказал потрясающего до шока.

– Слушай, Больших, а ты ничего не перепутал в жизни?!

Когда она злилась на него или хотела что-то растолковать, то частенько обращалась к брату по фамилии.

– Может, тебе коврик в ванной поменять или матрац на кровати? «Але, гараж!!» – и она помахала перед его лицом рукой. – Мы говорим о живой женщине, а не о предмете мебели! Живой! Со своими привычками, характером, комплексами, болячками, переживаниями, требованиями, трудностями! Ты не забыл, что это такое?

– Я не собираюсь жениться, что ты разошлась? – остудил ее возмущение Степан.

– А почему? – искренне и серьезно спросила Анька.

– Я уже был женат, если помнишь, мне хватило! – недовольно огрызнулся Степан.

– Да не был ты женат! – громко воскликнула Аня.

Некоторые посетители с любопытством посмотрели на их столик, ничего интересного не последовало, и любопытствующие вернулись к своим тарелкам. А Степан взглянул на сестру, удивленно подняв брови, огорошенный странным заявлением.

– Вы женились во сколько? В двадцать три? – почему-то зло говорила она. – А на фига? Ладно бы по залету, вынужденно семью создавали. Даже я, малолетка, тогда понимала, что не такая у вас безумная любовь, что вы друг без друга жить не можете! А так вы решили узаконить занятия сексом, переквалифицировав их в поощряемое государством размножение! И женились-то потому, что была бабушкина квартира! Вот если б перед вами маячила перспектива жить либо с ее родителями, либо с нашими, и со мной в придачу, вы бы поженились?

Она кипела негодованием, его младшая сестренка, понимавшая и чувствовавшая больше его, старшего брата, что-то такое про жизнь и про самого Степана.

«Женились бы? – задумался он и сделал открытие: – Вряд ли! Да, вряд ли! Действительно, не такая уж безумная любовь у нас была, что мы дня друг без друга прожить не могли, и все равно где жить, лишь бы вместе! Права, Анька, вряд ли женились бы!»

А сестрица его размышления и выводы прочла с его лица, как с листа текст.

– Вот именно! – тем же недовольным тоном, с напором, сказала она. – Вот ты сейчас, с высоты своего возраста, понимаешь, что двадцать три – это детский сад, подростковая группа? Время было совсем другое, и может, что у вас и получилось бы, если бы все оставалось как раньше – карьеры, зарплаты, уважение к врачам. А как бабахнуло, два перепуганных ребенка кинулись друг к другу с требованием: «Ты меня должен успокоить, поддержать, помочь!» – «Нет, ты меня! Чего тебя успокаивать!» Ты знаешь, почему вы ребенка не родили?

– Видимо, ты знаешь лучше, – давно перестав есть, внимательно слушал ее Степан, тихо заводясь.

– Потому что не хотели цементировать свой брак! Делать его ответственным, а не по причине всяких там трудностей и безденежья! Зачем вам еще и ребенок?! Вы каждый к себе требовали повышенного внимания, как к ребенку! Не был ты женат, не брал на себя ответственность за семью, жену, детей! И жены у тебя не было – она тоже ответственности за тебя и семью брать не хотела! И потом, что такого уж страшного ты пережил, что «тебе хватило»?! Вы не дрались в суде за каждую шмотку, не втянули в грязные разборки родных и близких, не делили ребенка пополам! Что такого уж прямо непереносимого до стойкого отвращения к браку?