Вера Колочкова - Дети Афродиты

– Ой… Откуда в наш двор такого красивого дяденьку занесло? Вань, это ты, что ли?

Получилось хуже, чем в кино. И не смешно. Наоборот, по-дурацки как-то.

– Я спрашиваю – кто это, Ольга?

– А ты не спрашивай. Сам же все видел. Вот и не спрашивай.

– Я тебе не верю… Зачем этот спектакль, Оль? Давай лучше просто поговорим. Показала бы хоть, как устроилась, что за квартиру сняла.

– Обыкновенная квартира, меня устраивает. Дай пройти, я устала, как собака.

– Значит, на чашку чая я могу не рассчитывать?

– Нет, не можешь.

– Цветы хоть возьми…

– Не надо. И вообще ничего не надо, Вань. Я ведь объясняла тебе уже. Пусти.

Зайдя в квартиру, долго сидела на скамеечке в коридоре, прислонясь затылком к стене. И впрямь устала. И желудок болит после дяди-Митиной мутно-подозрительной самогонки. Ей такое вообще пить нельзя. Надо бы съесть чего-нибудь. Или просто горячего чаю выпить.

Притащилась на кухню, автоматически нажала сначала на кнопку чайника, потом на кнопку телевизионного пульта. И удивилась – надо же… Вот тебе и продолжение про «красивого дяденьку», которого «в наш двор занесло»…

На экране плясала Надя Кузякина, всенародная любимица из всенародно любимого фильма. Дефилировала по двору со своим сакраментальным «не пойду, не пойду!». Ольга сначала улыбнулась, а потом подумала с неожиданной злостью – расплясалась, дура… Все равно ведь пойдешь. Побежишь, как миленькая. И правильно сделаешь, в общем…

Налив себе чаю, подошла к окну. И тут же отпрянула, едва не поперхнувшись. Иван по-прежнему стоял у машины, смотрел на ее окна. Вот вытащил из кармана телефон, опустил голову…

Из кухни было слышно, как жалко заверещал из сумки, оставленной в прихожей, ее телефон знакомой песенкой. Даже слов песенки не разобрать. Но она-то знала, о чем поет звонок-вызов голосом Лепса. «…Я стану водопадом, падением с высоты… И все твои вина из винограда для меня уже слишком просты…»

Слышишь, Вань? Все твои вина из винограда меня больше не интересуют. И не звони мне, пожалуйста. Уезжай, Вань. Ну, не могу я, прости… И никогда не смогу, хоть и больно ужасно. Не добавляй боли, Вань.

Отошла от окна, села за кухонный стол, уставилась в телевизор. Надя Кузякина уже наплясалась, уже сидела на камушке с Васей, слезно предлагая ему «отрубить орган движения». Ольга улыбнулась через силу – наверное, потому, что в этом месте всем полагается улыбаться. Автоматически. Закрыла на секунду глаза…

Нет, почему, почему она не может, как Надя? Что в ней за проклятье такое, господи? Ведь все так просто, казалось бы. Проще некуда.

Телефон в прихожей долго звонил, снова и снова, потом замолчал. И кино кончилось. Все. Так тебе и надо. Живи дальше, как можешь.

Утро понедельника не задалось с первых минут пробуждения. Еще бы – за окном такая хмарь. Июнь, как всегда, выдает капризы с погодой – то жарой человеческие организмы испытывает, а потом – бац! – переменой жары на сырой ветреный холод. И какое тут может быть доброе пробуждение? Надо ж вскакивать, соображать на ходу, какую одежку на себя напяливать, чтобы новым погодным обстоятельствам соответствовать. И выясняется, что любимые брюки с блузкой после стирки не глажены, а на пиджаке, откуда ни возьмись, пятно выползло на самом видном месте. А утренние минуты бегут, бегут… Нет, оно не смертельно, конечно, можно и опоздать на полчасика. Но не хотелось бы… Работа есть работа, тем более, правило у Ольги такое – никогда и никуда не опаздывать. Она ж не профурсетка какая-нибудь, а серьезная женщина…

И все-таки опоздала. Хорошо, в это утро Маркуша с очередным совещанием не затеялся. Повезло. Можно нечаянно высвободившийся от совещания часок сразу на дело потратить, провести сверку по банковским документам. Еще в пятницу хотела с этой процедурой разобраться, но сразу как-то не пошло, явная нестыковка в глаза бросилась. Подумала – устала за неделю, голова уже не соображает… Вот, теперь голова отдохнувшая. Значит, вперед и с песней.

Последующие три часа пролетели в муках разбухающего в голове недоумения. Сначала она злилась на свою бестолковость, потом так же зло недоумевала, потом звонила в банк, уточняла, извинялась, начинала проверять все сначала, потом снова звонила и снова извинялась. Наконец, откинулась в кресле без сил, уставилась в серое дождевое окно. Нет, что за дела? Кому верить? Как жить? Кругом одно подлое и мерзкое вранье.

Подняв трубку телефона внутренней связи, спросила секретаршу:

– Лен, а где сегодня Татьяна Евгеньевна? Ее почему-то на месте нет.

– А у нее на всю неделю отгулы оформлены. Вот, заявление у меня на столе лежит с визой Марка Андреевича.

Точно. Татьяна же ее предупреждала, что собирается отгулы взять! Еще хвастала, для какой надобности ей эти отгулы… Оказывается, Анатоль салон открывает. Модный какой-то, цирюльня и спа-услуги в одном флаконе. Что ж, тем более все понятно. Чтобы открыть такой салон, первоначальный капитал нужен. Ах, Татьяна, Татьяна…

– …Да, Лен, я поняла. Татьяны Евгеньевны не будет. А Марк Андреевич на месте?

– Да.

– Один?

– Да. Но у него голова болит… Просил, чтобы его не беспокоили.

– Ну, вот и не беспокой, если просил. Спасибо, Лена.

Грохнув трубку на рычаг, собрала документы, разложенные по столу, аккуратно сложила в папку. Ладно, Маркуша. Чтобы не беспокоили, говоришь? Извини, не выйдет. Покой, дорогой Маркуша, нам только снится. Тут такая картина нарисовалась, что, похоже, и во сне у тебя этого покоя не будет. Нет, как жить, а? Кому верить?

Секретарша Лена пугливо выглянула из-за монитора, когда Ольга, войдя в приемную, сразу направилась в кабинет к Марку. Пролепетала вслед:

– Ольга Викторовна, я ж вам говорила, что Марк Андреевич… У Марка Андреевича голова…

– Да, Лен, я помню, что у Марка Андреевича голова, – проговорила Ольга, открывая дверь. И, полуобернувшись, добавила: – Не волнуйтесь, я скажу Марку Андреевичу, что вы стояли на страже и палкой отгоняли меня от его головы. Не виноватая вы, я сама ворвалась.

Закрывая за собой дверь, услышала робкий Ленин смешок. Оценила, значит, сермяжный юмор. Хотя самой было не до смеха, разговор впереди предстоял трудный.

Марк бродил по кабинету, держа на весу чашку с чаем. Отпив глоток, глянул в ее сторону, бросил с явной досадой:

– Ну, что там у тебя? Если не срочно? Давай потом… Голова раскалывается.

– Марк, а когда она у тебя не раскалывается? Может, надо врачу показаться? А вдруг в одночасье и впрямь расколется пополам, что тогда делать будешь? Как идиот, с двумя половинками ходить?

– Не смешно, Оль. С юмором у тебя всегда плоховато было.

– Да, ты прав. В общем и целом я серьезная девушка. И сейчас тоже с серьезным вопросом пришла. Можно сказать, с трагическим.