Кристин Ханна - Светлячок надежды

Позади них пневматические двери аэропорта с шипением распахнулись, и внутрь влетела Талли – сарафан, нелепые босоножки на высоких каблуках и широкополая белая шляпа. За собой она тащила большую сумку от Луи Виттона.

Тяжело дыша, Талли остановилась перед ними.

– Что? В чем дело? Я успела, – если не перепутала время.

Джонни вытаращил глаза. Что, черт возьми, она тут делает? Марджи что-то пробормотала и покачала головой.

– Талли! – обрадованно вскрикнула Мара. – Слава богу!

Джонни взял Талли под руку и отвел в сторону.

– Я не приглашал тебя в это путешествие, Тал. Только мы вчетвером. У меня и в мыслях не было, что ты подумаешь…

– О… – Голос Талли был еле слышным, чуть громче шепота. Он видел, как ей больно. – Ты сказал «мы». Я думала, это и ко мне относится.

Джонни знал, как часто ее бросали, в том числе ее мать, но в данный момент у него не было сил переживать за Талли Харт. Он не знает, что делать с собственной жизнью, и теперь способен думать только о детях и о том, что нужно держать себя в руках. Пробормотав что-то неразборчивое, он отвернулся.

– Пошли, ребята, – хрипло сказал Джонни, дав детям несколько минут, чтобы попрощаться с Талли. Потом обнял родителей Кейт и прошептал: – До свидания.

– Пусть Талли поедет с нами, – захныкала Мара. – Пожалуйста…

Джонни молча шел вперед. Ничего другого он придумать не мог.

Следующие шесть часов, в воздухе и в аэропорту Гонолулу, дочь полностью игнорировала Джонни. В самолете она отказалась от еды, не смотрела фильм и не читала. Мара сидела через проход от него и мальчиков, качая головой в такт музыке, которую он не мог слышать.

Он был обязан убедить ее, что она не одинока – несмотря ни на что. Сделать так, чтобы она поняла: отец всегда рядом, и они по-прежнему семья, хоть эта конструкция теперь кажется шаткой.

Но важно правильно выбрать время. С девочками-подростками нужно тщательно выбирать момент, когда ты протягиваешь им руку – в противном случае можно на месте руки обнаружить окровавленный обрубок.

Они приземлились в Кауаи в четыре часа дня по местному времени, но у всех было такое чувство, что путешествие продолжалось несколько дней. Джонни ступил на трап вслед за мальчиками. Еще недавно он услышал бы их смех; теперь сыновья шли молча.

Он поравнялся с Марой:

– Эй!

– Что?

– Разве отец не имеет права сказать «эй» собственной дочери?

Она закатила глаза и, не ответив, пошла дальше.

Они миновали зону выдачи багажа, где женщины в свободных ярких платьях дарили гирлянды из пурпурных и белых цветов всем, кто приходил за своими вещами.

На улице ярко светило солнце. Ограда автостоянки была увита розовыми бугенвиллеями. Через десять минут они уже сидели в серебристом кабриолете «мустанг» и двигались на север по единственному шоссе на острове. Остановившись у магазина «Сейфуэй», они закупили продукты и снова погрузились в машину.

Справа тянулся бесконечный пляж с золотистым песком, обрамленным скалами из черной лавы и синими волнами. По мере продвижения на север растительность становилась более сочной, зеленой.

– Как здесь красиво, – сказал Джонни Маре, которая, сгорбившись, сидела рядом с ним на пассажирском сиденье и не отрывала взгляда от телефона. Писала эсэмэски.

– Да, – кивнула она, не поднимая головы.

– Мара, – предупреждающе сказал Джонни. – Ты ступаешь по тонкому льду.

Дочь в упор посмотрела на него.

– Я получаю домашнее задание от Эшли. Я же говорила тебе, что не могу пропустить школу.

– Мара…

Девочка повернула голову и посмотрела направо.

– Волны. Песок. Толстые белые люди в гавайских рубашках. Мужчины, которые носят сандалии с носками. Потрясающий отпуск. Я совсем забыла, что у меня только что умерла мама. Спасибо. – Она снова принялась набирать текст на своем новеньком телефоне.

Джонни сдался. Дорога змейкой вилась вдоль береговой линии и спускалась в покрытую зеленью долину Ханалеи.

Город Ханалеи представлял собой беспорядочное скопление деревянных зданий, ярких вывесок и витрин. Джонни свернул на улицу, указанную на карте, и сразу же был вынужден притормозить, чтобы не столкнуться с велосипедистами и серферами, заполнившими обе стороны дороги. Арендованный дом оказался старомодным гавайским коттеджем и находился на улице под названием Веке-роуд. Джонни подъехал к дому по дорожке из коралловой крошки и заглушил мотор.

Мальчики тут же выскочили из машины, не в силах сдержать волнение. Джонни отнес два чемодана на переднее крыльцо и открыл дверь. Домик с деревянными полами был обставлен бамбуковой мебелью; мягкие подушки обтянуты тканью с цветочным узором. Кухня из дерева коа и обеденный стол располагались в левой половине дома, а удобная гостиная – в правой. Большой телевизор понравился мальчикам, которые сразу же кинулись к нему через весь дом с криком: «Чур, мы первые!»

Джонни подошел к стеклянным раздвижным дверям, обращенным к заливу. За поросшим травой двором раскинулась бухта Ханалеи. Он вспомнил их с Кейт последнюю поездку сюда. Отнеси меня в постель, Джонни Райан. Обещаю, ты не пожалеешь…

Уильям со всего размаху врезался в него.

– Мы хотим есть, папа.

– Умираем от голода, – подтвердил и подошедший к ним Лукас.

Ну, разумеется. Дома уже почти девять вечера. Как он мог забыть, что детям пора поужинать?!

– Конечно. Мы пойдем в бар, который нам с мамой очень нравился.

Лукас захихикал.

– Нам нельзя в бар, папа.

– В штате Вашингтон, возможно. – Джонни взъерошил волосы сына. – А здесь в бары пускают детей.

– Круто, – сказал Уильям.

Джонни слышал, как Мара вошла на кухню вслед за ним и стала раскладывать продукты. Это добрый знак. Не пришлось прибегать ни к просьбам, ни к угрозам.

Им понадобилось меньше получаса, чтобы выбрать себе комнаты, распаковать вещи и переодеться в футболки и шорты; затем они двинулись по улице к старому обшарпанному деревянному зданию почти в самом центре города. «Таити Нуи».

Кейти нравился полинезийский китч в стиле ретро, в котором был оформлен бар. И это был не просто декор – известно было, что на протяжении сорока лет здесь ничего не менялось.

В баре, заполненном туристами и местными жителями – их было легко отличить по одежде, – они нашли маленький бамбуковый столик рядом со «сценой», площадкой размером три на четыре фута с двумя табуретами и парой микрофонов на стойках.

– Тут здорово! – Лукас принялся высоко подпрыгивать на стуле, и Джонни забеспокоился, что сиденье провалится и сын окажется на полу. В обычной ситуации Джонни что-нибудь сказал бы, попытался успокоить мальчиков, но их радость оправдывала приезд сюда, и он молча потягивал свое пиво. Не успела официантка принести им пиццу, как появились музыканты – два гавайца с гитарами. Первой прозвучала известная песня «Где-то над радугой» в обработке для гавайской гитары.