Кристин Ханна - Светлячок надежды

Мара не ответила.

– Они старше тебя, Мара.

Наконец дочь посмотрела на него. Солнцезащитные очки скрывали ее глаза.

– Я не занималась с ними сексом, папа. Мы просто разговаривали.

– О чем?

– Ни о чем.

С этими словами она встала и пошла к дому. Раздвижная дверь с громким стуком захлопнулась за ней. Всю неделю их разговоры ограничивались максимум тремя предложениями. Ее злость была словно тефлоновая оболочка. Иногда Джонни видел сквозь нее проблески боли, растерянности и горя, но это длилось лишь мгновение. Она пряталась за оболочкой из гнева, маленькая девочка внутри колючего подростка, и Джонни не знал, как к ней пробиться. Эта работа всегда ложилась на плечи Кейт.

В ту ночь Джонни лежал в постели без сна, закинув руки за голову и уставившись в потолок невидящим взглядом. Над ним лениво вращались лопасти вентилятора, и один раз за оборот их равномерный шелест прерывался щелчком. Решетчатые жалюзи на двери тихо позвякивали от ветра.

Его нисколько не удивило, что в эту последнюю ночь их отдыха – если их путешествие можно так назвать – он не может уснуть. Так и должно быть. Он посмотрел на часы: четверть третьего.

Откинув одеяло, Джонни встал, открыл дверь и вышел на веранду. В небе висела полная луна, неправдоподобно большая и яркая. Черные силуэты пальм раскачивались в пропитанном пряными ароматами воздухе. Пляж был похож на подкову из потускневшего серебра.

Джонни долго стоял, вдыхая сладковатый воздух и прислушиваясь к плеску волн. Немного успокоившись, он подумал, что, наверное, сможет заснуть.

Он обошел дом. За прошедшую неделю у него вошло в привычку вставать к детям по ночам. Джонни осторожно приоткрыл дверь в комнату мальчиков. Они спали на кроватях, приставленных вплотную друг к другу. Лукас сжимал в руках любимую игрушку – плюшевую касатку. У его брата не было необходимости в этих детских утешениях.

Джонни осторожно прикрыл дверь и направился к спальне Мары, стараясь двигаться как можно тише.

Открывшаяся перед ним картина стала для него полной неожиданностью, и он растерянно замер.

Кровать дочери была пуста.

– Какого черта?..

Джонни включил свет и огляделся.

Мара исчезла. Вместе с золотистыми шлепанцами. И сумочкой. Их точно не было в комнате, и это значит, что дочь не похитили. И еще распахнутое окно – оно было заперто, когда Мара ложилась спать, и открыть его можно только изнутри.

Она сбежала.

– Сукин сын, – выругал себя Джонни, прошел на кухню и стал рыться в ящиках буфета в поисках фонаря. Потом отправился на поиски дочери.

Пляж был почти пуст. Время от времени ему попадались парочки, которые шли, взявшись за руки, вдоль серебристой пены прибоя или сплелись в объятиях на пляжных полотенцах. Он не колеблясь направлял яркий луч фонаря на каждого, кто попадался ему на пути.

У старого бетонного пирса, выдававшегося далеко в море, он остановился и прислушался. Смех и запах дыма. Невдалеке горел костер.

Запах марихуаны.

Джонни по траве двинулся к деревьям. Это место местные жители называли Черным пляжем.

На полоске суши, отделявшей залив Ханалеи от реки с тем же названием, горел костер. Даже отсюда Джонни слышал хриплые звуки музыки – Ашер  [6], в этом не могло быть сомнений, – из дешевых пластиковых динамиков. В темноте виднелись зажженные фары нескольких машин.

Он заметил подростков, танцевавших вокруг костра; другая группа собралась у пенопластовых холодильников.

Мара танцевала с длинноволосым приземистым парнем; рубашки на нем не было. Покачивая бедрами в такт музыке, она допивала пиво. На ней была джинсовая юбка, такая короткая, что могла сойти за салфетку, и маленький топик, открывавший плоский живот.

На Джонни никто не обращал внимания. Когда он схватил Мару за запястье, она сначала засмеялась, но потом ойкнула, узнав отца.

– Эй, старикан, – буркнул ее танцевальный партнер и нахмурился, пытаясь сфокусировать взгляд.

– Ей шестнадцать лет, – сказал Джонни и подумал, что ему следует дать медаль за то, что он одним ударом не вырубил парня.

– Правда? – Юноша выпрямился и отступил, вскинув руки.

– Как это понимать? Как вопрос, заявление или признание своей вины?

Парень растерянно заморгал:

– Эй. А что?

Джонни потащил Мару прочь. Сначала она протестовала, но, когда ее вырвало прямо на сандалии отца, умолкла. После того как ее стошнило еще дважды – Джонни придерживал ее волосы, – он обнял ее, не давая упасть.

У домика он подвел дочь к стулу на веранде.

– Я чувствую себя как кусок дерьма, – простонала она и плюхнулась на сиденье.

Джонни сел рядом.

– Ты хоть представляешь, в какие неприятности может влипнуть девушка в подобной ситуации?

– Давай, кричи на меня. Мне плевать! – Мара повернулась к нему. Тоска в ее глазах, скорбь, обида, злость – сердце Джонни разрывалось от жалости. Потеря матери наложит отпечаток на всю ее жизнь.

Он совсем растерялся. Джонни знал, что нужно дочери: поддержка. Ей нужно, чтобы он лгал ей, убеждал, что она может быть счастлива без матери. Но это неправда. Никто не будет понимать Мару так хорошо, как Кейт, и они оба это знали. В этом Джонни не сможет ее заменить.

– Без разницы. – Мара встала. – Не волнуйся, папа. Этого больше не повторится.

– Мара. Я пытаюсь. Дай мне…

Не обращая на него внимания, она прошла в дом. Дверь с громким стуком захлопнулась.

Джонни вернулся к себе в спальню. Он лежал в постели, прислушиваясь к шелесту и щелчкам вентилятора, и пытался представить, какая жизнь у него начнется завтра.

Но не смог.

Он не смог представить, как возвращается домой, как стоит в их кухне, как спит на своей половине кровати и ждет, что утром его разбудит поцелуй жены.

Похоже, нужно начинать все заново. Им всем. Это единственный выход. Недельный отпуск тут не поможет.

В семь часов по местному времени он взял телефон и набрал номер.

– Билл, – сказал Джонни, дождавшись ответа друга. – Тебе еще нужен исполнительный продюсер для шоу «Доброе утро, Лос-Анджелес»?

– Мистер Райан?

Джонни вернулся к действительности. Открыв глаза, он увидел яркий свет, почувствовал запах дезинфицирующего средства. Он сидел на жестком пластиковом стуле в холле больницы.

Перед ним стоял мужчина в синем хирургическом халате, брюках и шапочке.

– Я доктор Рэгги Бивен. Нейрохирург. Вы родственник Талли Харт?

– Да, – ответил Джонни после небольшой паузы. – Как она?

– В критическом состоянии. Мы стабилизировали ее для операции, но…

– «Код синий  [7]. Девятая травма», – донеслось из динамиков.

Джонни встал.

– Это она?

– Да, – сказал врач. – Оставайтесь здесь. Я вернусь. – Не дожидаясь ответа, доктор Бивен побежал к лифтам.