Дженнифер Пробст - Брачная ловушка

— Я согласна. — Майкл подался было к Мэгги, но она покачала головой. — На одном условии, Граф. Хватит давить на меня. В конце недели мы доиграем этот спектакль — и наши пути разойдутся. Навсегда. Мы больше не будем спать вместе. Не будем притворяться, что между нами что-то есть.

Майкл впился в нее испытующим взглядом. Вереница противоречивых чувств промелькнула в его глазах.

— Значит, именно этого ты хочешь?

Дурацкие слезы подступили к глазам, но Мэгги безжалостно отогнала их и вздернула подбородок.

— Да, — солгала она. — Именно этого я хочу.

— Мне очень жаль, что ты так думаешь, cara, — прошептал Майкл. На лице его отразилось сожаление… и еще что-то, неразличимое и опасное. — Va bene.

Мэгги выдернула руки из его рук, решительно прошла к двери и распахнула ее настежь.

— Карина, поднимись сюда и помоги мне надеть подвенечное платье. И пускай откупорят шампанское.

Внизу лестницы раздался ликующий вопль, и по ступеням зацокали, приближаясь, дробные шаги. Майкл кивнул и, не сказав больше ни слова, прошел мимо Мэгги в коридор.

Чувствуя, как перехватило горло, она мысленно готовилась к самому грандиозному представлению своей жизни и старалась ничем не выдать, как ей холодно и пусто.

Горизонт пылал раскаленно-оранжевым сиянием солнца. Мэгги стояла перед священником на задней террасе виллы. Всего за пару часов сестры Майкла преобразили дворик, придав ему неброскую элегантность, от которой у Мэгги захватывало дух. Пышные розы ярко цвели в корзинах, развешанных среди бумажных фонарей, которые заливали мягким светом пешеходную дорожку. Мать Майкла сидела в кресле, опершись спиной на подушки, колени ее были накрыты изящным покрывалом ручной работы. Сестры Майкла, в разноцветных нарядах, шли перед Мэгги, у каждой был крошечный букетик белых лилий. Но, только взглянув на своего лжесупруга, который очень скоро станет ей настоящим мужем, Мэгги осознала, что вся ее жизнь вот-вот разительно переменится.

Черный смокинг ладно облегал широкие плечи и мускулистую грудь Майкла, волосы его были стянуты на затылке, и чеканные черты лица смягчились, когда он с восхищением воззрился на Мэгги. Ослепительно-белое платье с низким вырезом и длинными, до запястий, рукавами ниспадало к ее ногам, очертив стройную фигуру. Позади нее тянулся небольшой шлейф. Майкл взял ее руку, поднес к губам и поцеловал в ладонь. От прикосновения вверх по руке Мэгги пробежала жаркая дрожь, и когда Майкл почуял этот отклик, его полные губы тронула едва заметная улыбка. Он взял Мэгги под руку, словно опасался, что она сбежит. Священник встал перед ними и начал церемонию. Слова путались, сливаясь в невнятный поток, до тех пор, пока Мэгги не начала произносить свой брачный обет.

В кронах деревьев пели птицы. Данте с отвращением покосился на Мэгги. Кот восседал рядом с ней, вылизывая лапу и дожидаясь, когда закончится неудобоваримое действо. Легкий теплый ветерок, дразня Мэгги, подхватывал ее слова и уносил вдаль над холмами. Глубокая тишина воцарилась во дворе. Семейство Конте ждало ее ответа.

— Да.

Поцелуй был невесомей перышка, но, когда Майкл поднял голову, Мэгги беззвучно охнула при виде того, каким счастьем засияли его непроглядно-черные глаза. Она не успела задуматься, что бы это значило, тут же оказавшись в его объятиях, ей вручили бокал шампанского, и все ее существо пронизала откровенная до дрожи истина.

Она любит его.

Она любит Майкла Конте. Не притворно, а по-настоящему.

Венеция взвизгнула от восторга и крепко сжала руку Доминика:

— Я так счастлива! И кстати, у нас приготовлен для вас еще один сюрприз. Мы отправляем вас провести брачную ночь в нашем втором доме на озере Комо. Вам нужно хоть немного побыть вдвоем, не беспокоясь о том, что вы потревожите сон своей родни. — Глаза ее заискрились, и она торжественно вручила Майклу ключи. — Поезжайте немедленно и не вздумайте возвращаться до завтрашнего вечера.

Майкл нахмурился и искоса глянул на мать:

— Но ведь мы, кажется, сдали этот дом на весь сезон? И к тому же мне тревожно покидать маму, пока я не убедился, что ей лучше.

Острый слух пожилой женщины волшебным образом еще более обострился. Синьора Конте одарила сына взглядом, который должен был испепелить его на месте.

— Нет, Майкл и Маргерита, поезжайте. Дом будет пустовать еще месяц, так что можете воспользоваться удобным случаем. Девочки присмотрят за мной и сразу позвонят, если что-то вдруг стрясется. Вы не лишите меня удовольствия подарить вам если не медовый месяц, то хотя бы медовую ночь.

Невероятно, но Мэгги жарко покраснела. Она купалась нагишом, на съемках хватала руками почти голых мужчин, наблюдала за тем, как Алекса рожает ее племянницу, и никогда не испытывала ни тени смущения. И вот теперь залилась стыдливым румянцем при одной лишь мысли о том, чтобы спать со своим мужем при полном одобрении его матери. Что за черт?

Венеция, что-то пошептав Доминику, решительно оттащила Мэгги в сторонку. Ее глаза, непроглядно-черные, как у брата, сияли таким внутренним светом, что у Мэгги захватило дух. Венеция переплела свои пальцы с пальцами Мэгги и нежно поцеловала ее ладонь.

— Спасибо, Мэгги.

— За что?

Лицо Венеции посерьезнело.

— За то, что ты сделала. Я знаю, что у тебя наверняка были свои представления о том, когда и как должна состояться ваша с Майклом свадьба, а еще подозреваю, что Майкл ради меня поторопил заключение вашего брака. Ты изменила его. Когда он пришел ко мне с извинениями, он признался, что не понимал, как выглядят со стороны его поступки, пока ты не сказала ему об этом. Но я надеюсь, ты теперь понимаешь, как много значишь для нашей семьи. Ты сделала мне бесценный подарок — возможность еще этим летом стать женой Доминика, — и я этого никогда не забуду. Я так счастлива, что ты теперь одна из нас!

С этими словами Венеция обняла ее. Душа Мэгги разрывалась на части. Жгучая боль раскаяния и нестерпимой тоски поглотила ее целиком, но Мэгги сумела побороть эту боль, прибегнув к опыту многолетнего одиночества.

Не прошло и часа, как она уже сидела на пассажирском сиденье принадлежавшего Майклу «альфа-ромео» и автомобиль мчался по узким извилистым дорогам, направляясь к озеру Комо. Майкл переоделся в потертые джинсы и неброскую черную рубашку. Волосы его, не стянутые на затылке, привольно развевались на ветру, то и дело скрывая от Мэгги выражение его лица и прибавляя его облику разбойничьей сексуальности, которая успешно воздействовала на ее грешную плоть. Внизу живота родился томительный жар, трусики увлажнились. Мэгги поерзала на сиденье, отгоняя непристойные мысли.