Николь Фосселер - Звезды над Занзибаром

Пальцы Салимы вцепились в его насквозь мокрый рукав.

— Генрих, ты не должен на мне…

— Но я хочу этого! — прервал он ее на полуслове и прижался лбом к ее лбу. — И наш ребенок не единственная причина. Он только заставляет нас сделать то, что нам давно уже следовало сделать. — Он сглотнул. — Ты выйдешь… Ты выйдешь за меня замуж?

— Да, Генрих, — без промедления и колебания последовал ее ответ.

Он поцеловал ее, прижал к себе, очень осторожно, словно боялся причинить вред ребенку, если объятия будет слишком крепкими.

— Я отведу тебя в безопасное место, Биби Салме.

Часы с маятником отсчитывали время — размеренно, не торопясь, как будто они тоже должны были взвесить все «за» и «против», однако они стали разрывать тишину, которая сгустилась в конторе фирмы «О’Свальд и К°», после того как Генрих Рюте изложил свою просьбу.

Ожидая ответа своего визави, Генрих незаметно оглядывал контору, солидная обстановка которой, казалось, была доставлена прямиком из Гамбурга. Если бы не удушливая жара, которую можно было просто резать ножом на куски и которая превратила служебное помещение в раскаленную печь, если бы стены не были голыми и белыми и их бы не украшало всего несколько карт и морских пейзажей, писанных маслом, если бы стены были оклеены обоями, а полы устланы коврами и еще бы на окнах висели шторы, тогда он почти твердо был бы уверен, что находится в своем родном городе, а не на восточноафриканском побережье. Он заставлял себя сидеть спокойно, но с каждым звуком тик-так, тик-так, которые своей монотонностью и крадущей время бесконечностью делали молчание еще более невыносимым, его уверенность таяла. В доме «О’Свальд и К°» он был принят намеренно прохладно и лишь после неприлично долгого ожидания его проводили в кабинет одного из уполномоченных, одновременно занимавшего пост консула.

— Итак, господи Рюте, — начал наконец Йон Витт, старательно выравнивая листы бумаги перед собой, чтобы они лежали строго параллельно; откашлявшись, он начал заново. — Позвольте мне сделать замечание, что ваше требование, которое вы сегодня выдвинули, кажется мне весьма и весьма удивительным.

Генриху сразу стало понятно, что он — в наихудшей для ведения переговоров позиции. Он сидел перед огромным письменным столом, демонстрировавшим достоинство и торговую мощь и как бы переносящим их на человека, возвышавшегося по другую сторону стола, которой был явно моложе Генриха. И Генрих показался себе жалким просителем, каким-то нашкодившим школяром, которого призвал к ответу строгий директор школы. Между ними возникло некоторое несоответствие, обусловленное тем, что Генрих был старше по возрасту и у него был больший опыт жизни в Африке, и ему, опытному торговцу, надо было смириться с этим.

— Ничего другого я и не ожидал, господин Витт, — ответил он, что вполне соответствовало истине. Он не надеялся ни на снисхождение, ни на прощение, ему требовалась лишь помощь. И не на словах, а на деле. — Невзирая на это, я пришел сюда и доверился вам.

Йон Витт откинулся на спинку, так что кожа кресла, задубевшая от влажного морского воздуха, заскрипела.

— И именно в нашу компанию, господин Рюте, из которой вы недавно переманили несколько способных агентов в «Ханзинг и К°».

— Дело есть дело, господин Витт, — ответил Генрих, не моргнув глазом. — А сегодня я здесь как частное лицо, как урожденный гамбуржец, которому требуется помощь и защита ганзейского представительства на Занзибаре.

Светлые глаза его визави сузились.

— Если я правильно понимаю суть дела, упомянутая персона, о ком вы ведете речь, только несколько дней назад нанесла визит моей супруге и обратилась к ней с такой же просьбой.

Йон Витт сначала и не думал ни о чем таком, когда его «маленькая женушка», как он совершенно правильно называл ее даже в письмах к руководству фирмы, как-то вечером взволнованно ему сообщила, что одна из сестер султана самолично нанесла ей визит вежливости. Он искренне порадовался за супругу — среди обычной ежедневной рутины такое событие! Приятное разнообразие между партиями в вист с другими женами торговцев, с которыми она пыталась развеять скуку и отвлечься от жары. И лишь неловкие попытки супруги польстить ему и обвести его вокруг пальца, чтобы помочь «достойной сожаления персоне» в ее затруднительном положении, заставили Витта прислушаться к ее речам, и к тому же по городу бродили всякие слухи, и он сложил наконец один и один.

— И это действительно верно, господин Витт. И ваша досточтимая супруга порекомендовала обратиться за помощью к вам. О чем я настоятельно прошу вас еще раз.

Йон Витт издал пошлый смешок и скривился.

— При всем уважении, господин Рюте, вашу просьбу нельзя назвать иначе как неуместной и к тому же неумной. Если вы хотите моего совета, то я рекомендую вам закончить ваши шуры-муры по-другому. Например, предложите деньги, вы ведь не испытываете в них недостатка. Здешние арабы — как и негры — все продажны. Заплатите султану определенную сумму, вашей… вашей… возлюбленной тоже, и вы выйдете сухим из воды.

— Моей невесте, — сухо сообщил Генрих, и в ответ получил отрешенный взгляд Йона Витта. Однако продолжил: — Я не прошу помощи ни для себя, ни для сестры султана. Единственное, о чем я прошу, — это о помощи моей будущей супруге. Предоставьте ей и ее багажу место на ближайшем из ваших судов, которое сможет вывезти ее за пределы страны.

— Вы совсем лишились рассудка, дружище! — вырвалось у Йона Витта. Он с грохотом отодвинул кресло и, вскочив, зашагал по комнате. — Разве вам не понятно, как наша помощь, оказанная при бегстве, скажется на отношениях между султаном и европейцами? И особенно это важно для нас, торговцев!

— Никому не нужно об этом знать, господин Витт… И никто не должен об этом знать…

Наблюдая за передвижениями о’свальдского агента по кабинету, Генрих верным чутьем уловил: в воздухе запахло сделкой!

— Я не просил бы вас, если бы речь не шла о жизни и смерти, — сказал он проникновенно. — Вы тем самым спасаете человека от неминуемой смерти.

Даже двух — Биби Салме и нашего будущего ребенка.

Он счел за лучшее не упоминать о беременности Салимы, хотя мог предполагать, что в компании об этом уже знают. В конце концов, он привел аргумент, который всегда будет самым главным для мужчин типа Йона Витта:

— За места для моей невесты и двух ее служанок и небольшой багаж я хорошо заплачу вашей фирме. Это все, о чем я прошу.

Йон Витт задумчиво водил согнутым указательным пальцем по нижней губе.

— А что будет с вами, Рюте?

Генрих опустил глаза. Это был самый слабый пункт его плана. И Йон Витт дополнительно коснулся его, обратившись к нему лишь по фамилии. Это прозвучало хоть и доверительно, но вместе с тем — снисходительно.