Под прицелом ...

– Для человека, который испытывает клаустрофобию, ты держишься просто замечательно.

– Помогает, что ты рядом. И твой голос очень успокаивает.

Не могу удержаться от хохота – мой голос характеризовали по-всякому, но уж никак не успокаивающим, особенно в отношении некоторых вещей.

– Ну, ты только намекни, если голос или любая другая часть моего тела могут тебе помочь.

– Правда? – она садится и приглаживает волосы. – Обними меня, пожалуйста.

Это не вопрос и не просьба, а больше похоже на надежду, которую мы обе боимся спугнуть. Я раскрываю объятья, а она уютно устраивается в моих руках и кладет голову мне на плечо. Келс все еще напряжена, и я обнимаю ее покрепче. Она по-настоящему напугана.

– Я держу тебя, Крошка Ру. Просто расслабься.

Она кивает, и ее подбородок касается ткани над моей грудью. Я слегка царапаю ее шею. Келс поднимает глаза, и наши взгляды впервые пересекаются по-настоящему.

А, к черту все! Мы можем погибнуть в любой момент, несмотря на мои заверения в обратном, и я решаю воспользоваться моментом. Притягиваю ее ближе, отмечая, как ее грудь удобно расположилась под моей, как приятно Келс пахнет, как красивы ее зеленые глаза и еще тысячу мелких деталей. Склоняю голову к ней, и наши губы, будто случайно, слегка касаются друг друга.

Но это не так.

О, они такие мягкие, как я и представляла. Я хочу большего и чувствую, что она не против. Даже наоборот – она обхватывает меня руками за шею, зарываясь пальцами в волосы. Намек понят, и Келс открывается мне. Наш поцелуй – долгий, глубокий, страстный… Боже, ее губы такие вкусные! Неудивительно, что Элизабет летит к ней через всю страну. Я бы ползла.

Слышу ее стон и понимаю, что нужно остановиться, пока не поздно, пока этот урод за дверью не услышал нас и не прервал, применив насилие. Неохотно отклоняюсь назад и прерываю поцелуй.

Она, не отрываясь, смотрит на меня, затем закрывает глаза и снова кладет голову мне на плечо. В тот же момент открывается дверь. Келс делает попытку отстраниться, но я не позволяю. Мне просто очень приятно держать ее в руках.

Поднимаю взгляд – на нас таращится Скэмп.

– Это что еще такое? – рычит он, входя в комнату.

Ну, ответ на вопрос по поводу гомосексуальных связей я уже получила. Гребаные психованные религиозные ублюдки. Стараюсь ответить спокойно:

– Ей плохо, у нее клаустрофобия. И она напугана…

– Что у нее?

– Она боится закрытых маленьких помещений, урод. Из-за этого у нее начинаются приступы. А теперь, если ты не хочешь еще больше проблем на свою задницу, чем у тебя уже есть, найди для нас комнату получше.

– Ты, наглая сука!

– Обо мне высказывались и похуже, козел!

– Почему бы мне не застрелить тебя прямо сейчас? – при этих словах его рука еще крепче сжимает оружие. Келс не поднимает головы, но я слышу легкий стон и чувствую, как она вздрагивает.

– Мы оба знаем, что ты используешь нас как прикрытие. Мы заложники, и ты надеешься получить что-то в обмен на нас. Предполагаю, вся ваша маленькая шайка находится под наблюдением полиции. Ваши молодые придурки съездили в город, пошалили там и прибежали с копами на хвосте, а ты выгодно воспользовался этой ситуацией, взяв под контроль общину. Тебя поддерживают вооруженные тинэйджеры, еще более безмозглые, чем ты. И единственная для тебя возможность уберечь башку на своем бесполезном и отвратительном теле – это придержать нас в качестве разменной монеты. Если бы у тебя остались хоть какие-то извилины, ты бы уже давно понял, что эта женщина для тебя равноценна шансу остаться на воле, вместо того, чтобы угодить в тюрягу. Она – твоя золотая фишка. Без нее твоя задница – в полном дерьме.

Мы обмениваемся долгими взглядами, полными ненависти, и оба знаем, что я права. Келси даже перестает дрожать, услышав мои аргументы.

Наконец он рявкает:

– Встать! Сейчас же!

Я неохотно помогаю Келси подняться, придерживая на ее плечах одеяло. Никакая сила в мире не заставит меня отойти от нее, и Скэмп видит это. Он провоцирует меня, и я отвечаю ему тем же. Не шути со мной, паря. У меня в запасе есть такие уловки, до которых тебе никогда не додуматься своим маленьким больным умишком.

Он под дулом выталкивает нас из комнаты и медленно ведет по узкому коридору, к счастью, здесь есть окна. Делаю глубокий вдох и смотрю на улицу. На вершине холма снуют копы разных подразделений и солдаты Национальной гвардии.

Великолепно! Ну что ж, если к этому делу не подключили взвод летчиков-истребителей, у нас есть шанс выжить. И еще, как здорово находить подтверждение своей правоте! Никогда раньше я не была столь счастлива видеть вокруг так много силовых структур. Ну, разве что, не считая случая в Байю, но то была совсем другая история.

– Копы, – шепчу Келс, которая идет с опущенной головой. – Там очень много копов.

Я чувствую, как она с надеждой хватается за мою рубашку.

– Мы в порядке, Крошка Ру. Просто продолжай идти.

Наконец нас заводят в комнату намного больше первой. В ней есть окно с решеткой. По крайней мере, мы можем наблюдать за происходящим. Здесь также два лежака. Я укладываю Келс на один из них:

– Отдыхай.

– Не оставляй меня.

– Келс, я никуда не ухожу, расслабься, – вновь успокаивающе запускаю пальцы в ее волосы, затем встаю и разворачиваюсь к Скэмпу.

– Мне нужно выйти в эфир, – говорит он, убирая ружье на плечо.

– Всем нужен эфир, приятель. Мы – нация телефанатов. Почему для тебя должно быть сделано исключение?

– Потому что у меня – оружие.

– Без разницы. В этой стране половина придурковатых школьников нелегально носит пушки.

– У меня – ружье, и я могу застрелить ее, – он рывком указывает на Келси.

– У тебя будет только одна попытка. И вначале тебе лучше выстрелить в меня. Потому что, клянусь Богом, если ты даже подумаешь о том, чтобы навредить ей, я убью тебя.

– Мне нужен эфир, – повторяет он.

– Ладно, принеси нашу технику, и тогда посмотрим, сможем ли договориться.

– Договориться? О чем? У меня – все козыри на руках.

– Правда? Ты умеешь снимать на мою камеру?

Он на секунду приходит в замешательство, а затем командует одному из молодчиков принести оборудование:

– И о чем мы будем договариваться?

Я указываю большим пальцем в сторону Келс.

– Отпусти ее. Я могу остаться и вести съемку. Она – всего лишь репортер. Если все, что тебе надо – это шевелить губами в объектив камеры, она тебе не нужна.

– Я подумаю, – бурчит Скэмп, закрывая за собой дверь. До меня доносится обрывок его фразы – что-то вроде «сука-феминистка».

Оборачиваюсь к Келс и усмехаюсь.

– Интересно, что бы он сказал, если бы я назвала его нацистским ублюдком! – последние слова я говорю громко и отчетливо.