Джоджо Мойес - До встречи с тобой

— Да, — вспомнила я, когда мы повернули обратно к воротам, — тебе пришло письмо. Из колледжа, пока ты была в отъезде. Извини… я его вскрыла. Думала, это мне.

— Ты его вскрыла?

— Да. Я надеялась, что мне увеличили грант. Тебе назначили собеседование.

Лу заморгала, как будто услышала новость из далекого прошлого.

— Вот именно. Самое главное, что собеседование уже завтра, — добавила я. — Давай обсудим вечером возможные вопросы.

— Я не могу пойти на собеседование, — покачала она головой.

— Можно подумать, у тебя есть другие дела.

— Я не могу, Трина, — грустно повторила она. — Разве в такой момент можно думать о чем-то еще?

— Послушай, Лу. Не будь идиоткой — собеседованиями не швыряются направо и налево, словно крошками для уток. Это важное событие. Им известно, что ты студент-переросток и подала заявление в неурочное время, но тебя все равно хотят видеть. Не валяй дурака.

— Мне плевать. Я не могу об этом думать.

— Но ты…

— Просто оставь меня в покое, Трин. Хорошо? Я не могу.

— Эй! — Я заступила ей дорогу. Томас беседовал с голубем в нескольких шагах впереди. — Сейчас самый подходящий момент, чтобы подумать об этом. Нравится тебе или нет, но настала пора решить, чем ты будешь заниматься до конца своих дней.

Мы загораживали дорогу. Теперь туристам приходилось разделяться, чтобы обойти нас — и они обходили, склонив головы или со слабым интересом разглядывая спорящих сестер.

— Я не могу.

— Замечательно! Кстати, ты не забыла? У тебя больше нет работы. Нет Патрика, чтобы вытирать тебе сопли. И если ты пропустишь это собеседование, то через пару дней отправишься на биржу труда, где тебе предложат потрошить куриц, танцевать голышом или подтирать чужие задницы, чтобы зарабатывать на жизнь. Можешь мне не верить, но тридцатник уже не за горами, и ничего лучшего тебе не предложат. И все, что ты узнала за последние шесть месяцев, окажется пустой тратой времени. Все.

Лу глядела на меня с безмолвной яростью, как всегда, когда знает, что я права и она не может ничего возразить. Томас подошел к нам и потянул меня за руку.

— Мама… ты сказала «задница».

Сестра продолжала сверкать глазами. Но я видела, что она задумалась.

— Нет, солнышко, — повернулась я к сыну, — я сказала «салатница». Мы сейчас пойдем домой — правда, Лу? — и заглянем в салатницу, нет ли там чего вкусного? А потом бабушка тебя искупает, а я помогу тете Лу сделать домашнюю работу.

На следующий день мама согласилась присмотреть за Томасом, и я пошла в библиотеку. Я посадила Лу на автобус, зная, что увижу ее только вечером. Я не возлагала на собеседование особых надежд, ведь с тех пор, как мы расстались с сестрой, почти не думала о ней.

Возможно, это звучит немного эгоистично, но мне не нравится отставать в учебе, и перерыв в трагедии Лу принес желанное облегчение. Находиться рядом со страдальцем несколько утомительно. Его можно жалеть, однако все равно хочется, чтобы он собрался. Я мысленно сложила семью, сестру и беспорядок в ее личной жизни в папку, закрыла ящик и сосредоточилась на освобождении от уплаты НДС. По бухгалтерскому учету я шла второй и не намеревалась отставать только из-за причудливой системы единой ставки Управления по налогам и таможенным сборам Великобритании.

Домой я вернулась в четверть шестого и положила свои папки на стул в прихожей. Все уже болтались возле кухонного стола, а мама начала накрывать. Томас запрыгнул на меня, обхватив ногами за талию, и я поцеловала его, вдыхая чудесный запах маленького мальчика.

— Садись, садись, — пропела мама. — Папа только что пришел.

— Как твои книги? — спросил папа, вешая пиджак на спинку стула.

Он всегда осведомлялся о «моих книгах». Как будто они жили собственной жизнью и за ними нужно было присматривать.

— Спасибо, хорошо. Я одолела три четверти второго тома «Бухгалтерского учета». А завтра займусь корпоративным правом. — Я отлепила от себя Томаса и, потрепав по шелковистой макушке, посадила на соседний стул.

— Слыхала, Джози? Корпоративное право.

Папа стащил картофелину с блюда и засунул в рот, пока мама не видела. Похоже, ему нравилось, как звучит «корпоративное право». Мы немного поболтали о содержании учебника. Затем поговорили об отцовской работе — в основном о том, как туристы все ломают. За ними нужен глаз да глаз! Даже деревянные столбики ворот на парковке приходится менять раз в несколько недель, потому что недоумки не в состоянии проехать в проем шириной двенадцать футов. Лично я повысила бы цену билета, чтобы покрыть издержки, но кто меня спрашивает.

Мама закончила накрывать на стол и наконец уселась. Томас ел руками, когда думал, что никто не видит, и, таинственно улыбаясь, тихонько повторял «задница», а дедушка ел и глядел в потолок, словно думал о чем-то совершенно постороннем. Я взглянула на Лу. Она смотрела на тарелку и гоняла по ней жареную курицу, точно пыталась ее закопать. «Дело плохо», — подумала я.

— Ты не голодна, милая? — проследив за моим взглядом, спросила мама.

— Не очень, — ответила сестра.

— Слишком жарко для курицы, — признала мама. — Просто хотелось немного тебя подбодрить.

— Ну… так ты расскажешь, как прошло собеседование? — Папа замер с вилкой на полпути ко рту.

— A-а, собеседование… — Лу казалась рассеянной, как будто папа припомнил дела пятилетней давности.

— Да, собеседование.

— Хорошо. — Она наколола на вилку крошечный кусочек курицы.

Папа взглянул на меня. Я чуть пожала плечами.

— Просто хорошо? Разве тебе не дали понять, как ты справилась?

— Дали.

— Что?

Сестра продолжала смотреть на тарелку. Я перестала жевать.

— Они сказали, что искали именно такого студента. Я пройду базовый курс, это займет год, а затем мне его засчитают.

— Потрясающая новость! — Папа откинулся на спинку стула.

— Отличная работа, милая. — Мама похлопала Лу по плечу. — Просто блестяще!

— Не слишком. Вряд ли я смогу позволить себе четыре года обучения.

— Не волнуйся об этом сейчас. Серьезно. Посмотри, как успешно справляется Трина. Эй! — Он ткнул Лу в бок. — Мы что-нибудь придумаем. Мы всегда что-нибудь придумываем, правда? — Папа широко улыбнулся нам обеим. — Похоже, удача повернулась к нам лицом, девочки. Нашу семью ждет счастливое будущее.

И тут Лу внезапно разрыдалась. По-настоящему разрыдалась. Она плакала, как Томас, выла, заливаясь слезами и соплями. Ей было плевать, кто услышит, ее всхлипы ножом вспороли тишину в маленькой комнате.

Томас смотрел на нее, открыв рот, так что мне пришлось посадить его на колени и отвлечь, чтобы он не встроился тоже. И пока я играла с кусочками картошки и разговаривала с горошком смешным голосом, она все рассказала родителям.