Вера Колочкова - Ключи от ящика Пандоры

– Ну, если ты такая чистоплюйка, я могу с ней поговорить. У меня точно наглости хватит, во мне этого добра с избытком.

– То есть, я не поняла, ты хочешь скандал, что ли, устроить?

– Ага, щас! Вообще-то, если ты этого не знаешь, я женщина воспитанная, хамскими комплексами не страдаю. А о наглости говорю в хорошем смысле, как о вынужденном орудии защиты. Не бойся, все пройдет на высшем дипломатическом уровне, даже твоя нежная и гордая душевная организация не пострадает. Давай решайся, а то время теряем. И так только к вечеру в этот Марьинск приедем.

– Но мы даже адреса не знаем!

– А вот об этом можешь не беспокоиться, адресок я у своего вчера таки выудила. Правда, пришлось весь вечер белой и пушистой киской вокруг него прыгать.

– А откуда Самсонов ее адрес знает? Он что, там был?

– Ну да, был один раз. Тогда, десять лет назад, когда вся эта история закрутилась. Я ж тебе рассказывала, что сначала мой на эту Юлю запал…

– Значит, ее Юлей зовут?

Показалось, довольно равнодушно спросила, но прошла-таки по сердцу болезненная вибрация, как звон лопнувшей струны.

– Ну да. Вот видишь, ты даже имя соперницы не знаешь!

– Да зачем мне ее имя. Не знала и знать не хочу. Тем более она мне не соперница, потому как объекта для соперничества у нас нет. Был, да со вчерашнего дня вышел.

– Ладно, ладно… Уж не будем про объект всуе вспоминать. Погодим еще.

– А что, твой до сих пор ее адрес в памяти хранит, забыть не может?

– Да брось. Он вообще его не знает, визуально мне рассказал, как ее найти.

– В смысле – визуально?

– Да очень просто! Сталинская пятиэтажка напротив кинотеатра «Стрела», первый подъезд справа, если спиной к дому встать, потом на второй этаж, и крайняя дверь налево. Ты бы видела, как он в памяти все это воспроизводил – ухохочешься. Сидел, закрыв глаза ладонями, долго мычал. Ну да ладно, неважно. Главное, вспомнил. Кинотеатр-то, я думаю, мы с тобой в этом городке все равно отыщем? Ах да, вот что еще! Самсонов просил Игорю не говорить, кто тебе по адресочку наводку дал.

– Мне – дал?! А я его просила?

– Ну, хорошо, не тебе! И все равно не проболтайся при случае. Так что, поедем? Время теряем.

– Ладно, поедем! – вдруг решилась она. И даже рукой махнула, будто отодвигая от себя презрение. Молчи, презрение к самой себе, потом с тобой разберемся. – Только и впрямь давай на твоей машине, а то я боюсь, не доеду, развернусь на полпути.

– А я и не согласилась бы на твоей. Вон, у тебя ручонки дрожат, и состояние психически неуравновешенное. Ну и рожа у тебя, Шарапов, конечно… Возьми косметичку, по дороге подкрасишься, слезную бледность замажешь. А то явишься такая мадам – с гордым видом и заплаканными глазами! Давай одевайся, а я пока кофе себе сварю.

Выезжая из города, они угодили в пробку. Ольга тихо чертыхалась, посылая проклятия плохим дорогам и «этим идиотам, которые ни черта ездить не умеют». Наконец выехали на шоссе.

Ирина трусила. Сидела и трусила, проклиная себя, что все-таки согласилась на эту авантюру. И опять презирала себя – сдалась, все-таки сдалась! Ну почему она такая мягкотелая? Почему ее так убедить легко? Или… Или она сейчас просто сама с собой кокетничает? А на самом деле – и впрямь хочется на эту Юлю взглянуть. Но как?! О боже, стыд какой! Все, надо срочно просить Ольгу развернуться и поехать назад!

– Сиди, не дергайся! – вдруг решительно произнесла подруга, глядя на дорогу. – Не посылай мне свои флюиды под руку, я ж на скорости еду. Давай лучше посплетничаем, что ли. Слышала новость – вчера Яковлич Стеллу из дому выставил?

– Да. Мне девчонки сказали. Уж не знаю, откуда они узнали.

– Да неважно. А зато знаешь что я первым делом сотворила?

– Что?

– Наде в Ставрополь позвонила! Рассказала все как есть!

– И что?

– А знаешь, она очень даже правильно отреагировала: выслушала меня спокойно, с достоинством, даже спасибо сказала. Мне показалось, когда прощались, у нее голос радостью трепетал.

– Хм… В тебе, Оль, талант психолога-миротворца пропадает. У меня такое ощущение, что тебе доставляет удовольствие мужей с женами мирить. Причем любыми способами. Даже если они не очень этого хотят.

– Ну, это они так говорят, что не хотят. А на самом деле хотят, даже очень. Только гордыня не позволяет в этом признаться.

– Это ты меня имеешь в виду?

– Да больно надо – тебя…

– Знаешь, Оль, до сих пор не пойму – как я жила десять лет и никакого обмана не замечала? Просто удивительно! Все кругом знали, я одна не знала, не видела.

– А знаешь почему? Потому что ничего не было! Потому что Игорь тебя любит, а не эту Юлю! Вот если бы разлюбил, сразу бы почувствовала. И увидела бы, и узнала… Ведь ты, как я понимаю, даже в постели никакого подвоха не чувствовала?

– Нет. В том-то и дело.

– Вот видишь! Обычно бабы такие дела сразу секут. А может, у него и не было с ней ничего такого, шибко уж постельного? Может, все отношения на Игоревой платонической честности строились? В том смысле – если родил ребенка, будь добр, отцовствуй. И если это действительно так, я готова ему памятник при жизни поставить. Прямо на вашем участке, между соснами. А тебя розгами высечь за твою гребаную бескомпромиссность! Тоже мне Мата Хари нашлась. Зачем Стеллу-то Горскому с потрохами сдала? Тоже от ненависти к компромиссам, что ли?

– Да нет. Сама не знаю, как получилось. Напилась, вот и полезло из меня.

– Ладно, не оправдывайся. Это как раз тот случай, когда извиняться не обязательно. Как в сказке про голого короля – нашелся один смелый и наивный мальчик. Просто я от тебя, от тихони, такой смелости не ожидала. А если Яковлич теперь к Наде вернется, я счастлива буду. Нет худа без добра.

– Нет, Оль, здесь ты не совсем права. Худо, оно и есть худо. Доносчику, говорят, первый кнут. Сама природа доносительства – уже зло. Один раз вылетело – уже не поймаешь, обратно не запихнешь.

– Это ты о чем? Совесть, что ли, мучает?

– Да. Но тут уж, знаешь, как говорится, до кучи. Я за последние дни столько зла наворотила, что одной совестью меньше, одной больше, без разницы. Тетушка говорит, что я нынче как та Пандора, которая ящик со злом открыла. Свой ящик, внутренний, понимаешь?

– Да понимаю. Умная у тебя тетушка. Только главное твое зло вовсе не в Стеллу ударило. Ей так, факультативом досталось. Главное зло внутри тебя разорвалось, как бомба, и осколки в близких людей полетели. Считай, что все умерли. Хорошая семья была и умерла, жалко. Ты сама, сама сорвала чеку с гранаты. Поклонись своей гордыне, спасибо скажи.

– Не надо, не усугубляй, мне и без того плохо.

– Да. Давай лучше помолчим…

Вздохнула, отвернувшись к окну и удобно устроив затылок на подголовнике. И понеслась перед глазами круговерть осени, зеленое и желтое с проблесками багрянца, вспышками солнца на верхушках деревьев. Какая нынче осень роскошная, глаз от нее не оторвешь. И как хорошо, наверное, там, в лесу: тишина, покой, великолепие цветов и запахов. А она едет мимо, перебирая четки разрушенной жизни, истязая душу до изнеможения. Зачем? Господи, как же она устала – от ситуации, от самой себя. И как веки смыкаются, и там, под ними, бежит, бежит солнце…