Трейси Гарвис-Грейвс - На острове

Я повернулся на бок, подложив под голову подушку от сиденья.

— А почему вы решили, что тот самолет больше не вернется?

— Не знаю, — ответила она, но, похоже, все она знала.

— Они что, считают, будто мы погибли?

— Надеюсь, что нет, — вздохнула она. — Потому что тогда они прекратят поиски.

На следующее утро Ти Джей ножом заострил концы двух длинных палок.

— Ну что, готовы загарпунить пару рыбешек?

— Всегда готова.

Когда мы подошли к берегу, Ти Джей наклонился и что-то поднял с песка.

— Это, должно быть, ваша, — протянул он мне синюю балетку.

— Точно моя. — Я бросила взгляд в сторону океана. — Может, и другую прибьет волной.

Мы зашли по пояс в воду. В то утро жара была не такой удушающей, поэтому я купалась не в нижнем белье, а в футболке Ти Джея. Подол тут же намок и облепил бедра. Больше часа мы безуспешно пытались загарпунить хоть какую-нибудь рыбу. Но при малейшем движении мелкие и шустрые рыбки тут же бросались врассыпную.

— Как думаешь, может, стоит попытать счастья там, где все же поглубже? — спросила я.

— Не знаю. Рыба там покрупнее, но и нашим самопальным гарпуном много не наловишь.

И тут я заметила какой-то предмет, качавшийся на волнах.

— Ти Джей, что это такое? — заслонила я глаза рукой от яркого солнца.

— Где?

— Там, впереди. Видишь, ныряет в волнах.

Ти Джей, прищурившись, посмотрел вдаль.

— Уф, твою мать! Анна, вам лучше не смотреть!

Слишком поздно.

Я еще раньше поняла, что это такое. Я выронила гарпун, и меня стошнило прямо в воду.

— Его скоро прибьет волной. Давайте лучше вернемся на берег, — сказал Ти Джей.

Я вышла вслед за ним из воды. Когда я оказалась на песке, меня снова вырвало.

— Он еще там? — вытерев рот тыльной стороной ладони, спросила я.

— Еще там.

— Что будем делать?

— Похороним где-нибудь, — неуверенно ответил Ти Джей дрожащим голосом. — Можно завернуть его в одно из одеял, если вы, конечно, не против.

Как ни жаль было расставаться хоть с чем-то из наших небогатых пожитков, но его надо было завернуть в одеяло, отдав ему последнюю дань уважения. И вообще, чего уж там душой кривить: я в любом случае ни за что не притронулась бы к мертвому телу голыми руками.

— Пойду принесу одеяло. — Слава богу, у меня был хороший предлог не смотреть, как тело выносит на берег.

Вернувшись с одеялом, я протянула его Ти Джею, и мы, помогая себе ногами, общими усилиями закатали тело в импровизированный саван. В нос ударил гнилостный запах — запах разложившейся в воде плоти, и, чтобы справиться с рвотными позывами, я поспешно прикрыла лицо локтем.

— Мы не можем похоронить его на берегу, — вздохнула я.

— Не можем, — покачал головой Ти Джей.

Мы выбрали место под деревом, на приличном расстоянии от шалаша, и принялись раскапывать руками похожую на пыль землю.

— Ну что, такой хватит? — заглянув в яму, спросил Ти Джей.

— Думаю, да.

Нам и не нужна была глубокая могила, потому что акулы отъели Мику ноги и часть туловища. И руку. А еще кто-то поработал над его раздувшимся белым лицом. На шее у него висели какие-то лохмотья — все, что осталось от майки из варенки.

Ти Джей подождал, пока я не проблююсь, после чего я взялась за угол одеяла и помогла оттащить Мика к могиле и опустить в яму. Мы присыпали его землей и выпрямились.

Тихие слезы катились по моему лицу.

— Он умер еще до того, как мы ударились о воду, — будто констатируя непреложный факт, твердо сказала я.

— Да, — согласился Ти Джей.

Пошел дождь, и мы, вернувшись к спасательному плоту, залезли в него. Благодаря тенту внутри было сухо, но я все равно дрожала мелкой дрожью. Я натянула одеяло — теперь нам приходилось делить одно на двоих — и провалилась в сон.

Проснувшись, мы отправились за кокосами и плодами хлебного дерева. Разговаривать особо не хотелось.

— Вот, возьмите, — протянул мне Ти Джей кусочек кокоса.

— Нет, не могу. Съешь сам, — оттолкнула я его руку.

Мой желудок взбунтовался. У меня перед глазами до сих пор стояла та жуткая картина. Обглоданное тело бедняги Мика.

— У вас что, по-прежнему нелады с животом?

— Да.

— Тогда выпейте хотя бы кокосового молока, — предложил Ти Джей.

Я поднесла пластиковый контейнер к губам и сделала большой глоток.

— Ну как, проскочило?

— Да, — кивнула я. — Ничего, мне просто нужно время, чтобы прийти в себя.

— Пойду схожу за хворостом.

— Хорошо.

Не успел он уйти, как я почувствовала, что протекла.

«О господи, только не это!»

Молясь в душе, чтобы тревога оказалось ложной, я отошла подальше и спустила джинсы. И на белой ластовице трусиков увидела бесспорное доказательство того, что у меня начались месячные.

Я кинулась к шалашу и схватила свою футболку с длинным рукавом. Затем, вернувшись в лес, оторвала от футболки тонкую полоску, скатала и положила в трусики между ног.

«Хоть бы этот ужасный день поскорее закончился!»

Когда солнце скрылось за горизонтом, меня заели комары. Искусали все руки.

— Ничего, холод все-таки лучше, чем жара. А укусы мы как-нибудь переживем, — увидев, как я нервно отмахиваюсь от комаров, заметил Ти Джей. Он уже успел переодеться в фуфайку и джинсы.

Я думала о своей футболке с длинным рукавом, спрятанной под кустом, который, как я очень надеялась, сумею отыскать.

— Угу, вроде того.

Следующие восемнадцать дней мы питались исключительно кокосами и плодами хлебного дерева, и одежда уже висела на нас мешком. Во время сна у Анны бурчало в животе, а меня мучили дикие рези. Я перестал верить, что нас продолжают искать, и к болям в животе добавилось сосущее чувство под ложечкой, не имевшее никакого отношения к голоду и возникавшее всякий раз, как я думал о семье и друзьях.

Я хотел произвести впечатление на Анну, загарпунив рыбу. В результате я проткнул себе ногу, которая теперь чертовски болела, иначе я ни за что не стал бы говорить Анне.

— Надо наложить антибиотическую мазь, — сказала Анна.

Она смазала рану антибиотиком и заклеила пластырем. Она объяснила, что такая высокая влажность воздуха способствует распространению микробов, и одна мысль о том, что кто-то из нас может получить микробное заражение, пугает ее до потери пульса.

— Ти Джей, тебе нельзя будет заходить в воду, пока рана не заживет. Надо дать ей немного подсохнуть.

«Здорово. Ни рыбалки, ни купания».

Дни медленно катились друг за другом. Анна начинала потихоньку успокаиваться. Она стала больше спать, но глаза у нее постоянно были на мокром месте. Я не раз заставал ее плачущей, когда возвращался после похода за дровами или очередного обследования острова. Однажды я увидел, как она сидит на берегу и грустно смотрит на небо.