Наталья Нестерова - Испекли мы каравай (сборник)

— Парню двадцать четыре года. Живет с матерью-пенсионеркой и восьмидесятилетней бабушкой. Бабушка уже десять лет с кровати не встает, а тут у матери инсульт. В однокомнатной квартире две парализованные старухи! Мальчик не выдержал, вскрыл себе вены. Представляете, картина: он в ванной кровью истек, а инвалидки лежат по уши в дерьме и воют?

— Какой ужас! — ахнула Татьяна.

— Ужас, — согласилась Ольга, — но сюжетик классный может получиться. А если нам священника пригласить? Он проморосит что-нибудь про испытания, которые посылаются каждому, и траля-ля в подобном духе.

«Как она может быть такой циничной? — думала Таня. — Человеческие трагедии стали для нее картинками с выставки. Я бы так не смогла. Ритм, в котором живет Дылда, уже через неделю лишил бы меня всех сил. А ей хоть бы хны, даже получает удовольствие от этой круговерти. Она похожа на длинную блестящую рыбу, плывущую против течения. Мне же нужна тихая заводь».

В машине, которую они поймали, выйдя наконец из «Останкина», Татьяна не удержалась и спросила Ольгу:

— Давно ты научилась относиться к людскому горю как к «сюжетикам»?

— Брось! — отмахнулась Ольга. — Это элементарный профессиональный подход к делу. Недавно я познакомилась с одним потрясающим мужиком. Патологоанатом, двадцать лет трупы кромсает. И при этом — жуир, бабник и весельчак. А по-твоему, он должен быть некрофилом.

— По-моему, смакование преступлений и человеческих несчастий — дурной тон, если не сказать, безнравственное занятие. Лучше бы ты, как прежде, о народных приметах рассказывала.

— Ничего ты не понимаешь! Меня уже тошнило и укачивало от фольклорной бодяги. «Если вороны и галки садятся на юг носами — к теплу, а если на север — к холоду», — передразнила она сама себя. — А здесь совсем другое дело. Рейтинг нашей передачи неуклонно повышается. Люди обожают смотреть фильмы с мордобоями, а реальный ужастик, случившийся в соседней квартире или на соседней улице, щекочет им нервы.

— Не всем!

— Большинству! Ты, барышня-крестьянка, не в счет. Ой, ну и подружки у меня! Одна в блаженную моралистку превратилась на почве деревенского затворничества. Другая на старости лет забрюхатила.

— Зато ты у нас звезда телеэкрана. Наркоманов с крыш сбрасываешь и за самоубийцами охотишься.

Водитель с интересом прислушивался к их диалогу. Он слегка развернул голову, и его ухо, обращенное к пассажиркам, шевелилось от напряжения. Татьяна взглядом показала подруге на этот улавливающий «локатор». Не прекращая болтать, Ольга наклонилась к водителю, дождалась, пока машина остановится на светофоре, сунула два пальца в рот и пронзительно свистнула.

Они беззвучно захохотали, когда оглушенный водитель затряс головой.

— Хулиганка! — одними губами сказала Татьяна.

— Ой! — воскликнула Ольга. — У меня в ухе звенит. Угадай в каком?

— В среднем. Я бы даже сказала — пустозвонит.

Киргизуха лежала на диване. Бледная, до легкой зелени, с темными кругами под глазами, она походила на измученного долгой болезнью подростка. И тем не менее оставалась экзотичной восточной красавицей. Темно-карие зрачки медленно катались в ее миндалевидных глазах от одного края к другому. Она молча переводила взгляд с Татьяны на Ольгу, которые утешали, жалели ее и одновременно ругали и обвиняли.

— Ты просто сбрендила! — кипятилась Ольга. — Еще дауна родишь, что мы с ним будем делать? Одно утешение — на маму будет похож.

— Лена, какой срок? — спросила Таня.

— Она не знает! Она плечами пожимает! — возмутилась Ольга. — Небрежность и лень, доходящие до идиотизма!

— Лена, а кто отец? Не Сергей, случайно?

— Сергей! — подхватила Ольга. — Каков подлец! Мы ему помогаем, от тюрьмы спасаем, а он наших девушек оплодотворяет.

— Лена, он не знает? У него ведь семья, двое детей.

— А еще судимость и нищенская пенсия в перспективе. Он не знает! Узнает! Настоящий полковник выискался! Что ты, Ленка, в нем нашла? От горшка два вершка, до старости щенок. Этот щенок нам алименты будет платить! Не отвертится!

— Дылда, помолчи, — сказала Татьяна. — Киргизушенька, как ты себя чувствуешь?

Лена дождалась тишины и вяло спросила:

— С чего вы взяли, что я беременна?

— Ты же в обморок упала! — хором сказали Таня и Ольга.

— Это, наверное, оттого, что я кровь сдавала.

Несколько секунд подруги растерянно молчали.

— Ты из-за денег кровь сдаешь, — догадалась Таня.

— Почему же ты у меня… у Лахудры… мы же не чужие… — Ольга чуть не плакала от обиды. Но она быстро взяла себя в руки и заявила: — Все! Мне это надоело!

Переглянувшись, они с Татьяной выбежали в другую комнату.

Ленкин сын в обнимку с девушкой дремал на тахте.

— Спите, сволочи! — заорала Ольга.

Она за шкирку стянула Славика с тахты. Девушка испуганно забилась в угол.

— Я тебя задушу! — Ольга наступала на Славика. — Вот этими руками задушу!

Славик уставился на ее нехрупкие руки с длинными ногтями ярко-красного цвета. Он пятился спиной и бормотал:

— Вы чё, теть Оль? Вы чё?

— Ты до чего мать довел? Подлец! Кровосос! Иждивенец!

— До чего я ее довел? — Славик уткнулся в стену и вжал голову в плечи.

— Ты ее почти до беременности довел! Убью тебя сейчас!

Если бы Ольга надавала оплеух этому великовозрастному лентяю, Татьяна была бы только рада. Но Ольга сдержалась:

— Ты с завтрашнего дня выходишь на работу!

— Хорошо, тетя Оля, — быстро согласился Славик.

— Будешь трудиться под моим присмотром. На телевидении. Помощником осветителя, разнорабочим, хреном собачьим! Бумажки в туалет будешь за всеми носить! С девяти до семи! И попробуй только сачкануть! Я твои липовые справки аннулирую — в армию, в тюрьму, к черту лысому тебя отправлю!

— Хорошо, тетя Оля, я понял. Спасибо, — лепетал Славик.

— А сейчас ты… сейчас вы…

— Сейчас они сделают уборку в квартире, — подсказала Таня.

— Правильно, — согласилась Ольга. — Ну-ка, живо! Тряпки в руки и навести здесь чистоту и блеск.

— Я на рынок за продуктами, — сказала Таня и пошла одеваться в прихожую.

Лена жила недалеко от Черемушкинского рынка. Татьяна купила парное мясо, телячью печень, курицу, домашний творог и сметану, мед, гранаты, грецкие орехи, курагу, зелень. Тяжелые пакеты врезались в пальцы, а нужно еще купить фрукты, овощи, соки. Надолго ли этого хватит? И ведь большую часть наверняка съедят Славик с девушкой. Хотя малокровием не страдают. Только хронической безответственностью и ленью.

Татьяна никогда бы не призналась Лене, что ее сына Славика она недолюбливала. Редкий ребенок, с которым у Татьяны не получалось общения. В детстве ему нравилось болеть — странное для мальчишки пристрастие. Он был трусоват, пуглив и часто врал по мелочам. Славик относился к себе как к хрустальному сосуду музейной ценности, который требовалось всячески лелеять и оберегать. Конечно, и его родная мама не отличалась энергичностью и активностью. Но ее вялотекущая хандра прятала натуру добрую и мудрую. «Хрустальность» Славика заключала в себе тупой и абсолютный эгоизм.