Ольга Арсентьева - Серенада новогодней ночи

Зашли на главную городскую площадь, перекинулись словечком с благодушно настроенными к чужеземцам стражниками городской тюрьмы. Угощенные ледяным шербетом и несколькими серебряными монетами, стражники охотно поделились с приезжими своими соображениями насчет государственного устройства вообще и снижения преступности в частности.

Все это хорошо, но не опасаются ли доблестные воины, что, пока они тут заняты приятной беседой, из тюрьмы может быть совершен побег?

Да что вы, эфенди, снисходительно усмехнулись стражники. Теперь благодаря указу повелителя правоверных каждый заключенный имеет соломенный тюфяк, трехразовое питание и его даже нельзя бить без крайней необходимости. Так зачем же им бегать?

– И тут ничего интересного не предвидится, – ворчал калиф, когда они, возвращаясь с площади, свернули наугад в пустынный, озаренный лунным светом переулок. – Мне становится скучно!

Вместо ответа Джафар непочтительно схватил калифа за руку и прижал палец к губам. Калиф, зная визиря, послушно отступил за ним в тень огромного старого карагача.

И вовремя – в конце переулка появилась некая процессия. Впереди легко и неслышно шла закутанная в траурную лиловую чадру стройная молодая женщина (что молодая, опытный глаз калифа определил по походке). Следом тащился грузный чернокожий евнух. На руках он нес стонавшую служанку и то и дело останавливался, вытирая обильно струящийся пот и многословно жалуясь Аллаху на тяжелую жизнь. Замыкала процессию еще одна служанка с узлом в руках.

Это, конечно же, была Ясмин со своей свитой. Причиной ее столь позднего возвращения домой было то, что служанки затеяли на кладбище игру в догонялки, и одна из них, споткнувшись о вросшее в землю надгробие, упала и повредила ногу.

– Быстрее, Максуф, – торопила Ясмин чернокожего раба, который, несмотря на рост и толщину, отнюдь не обладал физической силой, – боюсь, что бедняжка Зульфия сломала лодыжку. Немедленно, как доставишь ее в дом, отправляйся за лекарем. Зульфия, конечно, заслужила наказание за непристойное поведение, но не столь ужасное…

– Голос нежный, как у ангела, – шепнул калиф Джафару, – к тому же она добра и снисходительна к провинившимся слугам. О, если бы она оказалась еще и красивой!

Ясмин между тем подошла к низенькой резной калитке, как раз напротив старого карагача, в тени которого затаились калиф с Джафаром. В лунном свете мелькнула белая ручка с большим медным ключом; замок был, видимо, тяжел и неподатлив. От прилагаемого усилия чадра сдвинулась. Ясмин, оглянувшись, тут же поправила на голове тяжелый шелк, но было поздно – калиф увидел ее лицо.

Оно было юным и прекрасным, как полная луна.

Калиф задрожал. Его пальцы больно сжали руку великого визиря.

Джафар деликатно высвободился. Потом осторожно провел ладонью перед глазами впавшего в мечтательную прострацию повелителя. Калиф не шевелился, не реагировал.

Между тем Ясмин удалось справиться с замком, и вся компания скрылась в темноте окружавшего дом сада.

Калиф глубоко вздохнул, как человек, пробуждающийся после глубокого сна:

– Джафар, иди в этот дом и все узнай.

– Но, повелитель, чтобы меня впустили, придется назвать себя…

– Нет. Ты слышал – раб должен пойти за лекарем. Ты и будешь этим лекарем.

– Но, повелитель…

– Я знаю, что твой отец был лекарем. И знаю также, что ты кое-чему у него научился до того, как стать великим визирем. Иди же, Джафар, и больше не противоречь мне, иначе…

– …вы прикажете отрубить мне голову, – будничным тоном завершил Джафар.

Калиф кивнул.

За стеной грянули: «Новый год к нам мчится, скоро все случится!» Кто-то из Алениных соседей решил начать праздновать, не выходя из номера.

Девушка выронила книжку и посмотрела на часы. Теперь и в самом деле пора было собираться. Каким бы интересным ни было начало истории про калифа и Ясмин, оно никак не могло сравниться с тем, что ждало ее, Алену. Хотя бы потому, что в действительности многое зависело от самой Алены. От ее собственного выбора.

И в частности, от выбора новогоднего платья.

Платьев было два – голубое с бисерной отделкой и черное, длинное, расшитое золотом и с глубоким декольте.

Голубое было миленькое, привычное, любимое, в точности под цвет ее глаз.

А черное выглядело дорого, солидно и выгодно подчеркивало и даже увеличивало те скромные женские достоинства, что были даны ей от природы.

Кроме того, оно было новым.

И к черному платью можно было надеть золотой кулон и золотые серьги с фианитами, выглядевшими, как настоящие бриллианты. И черные замшевые туфли с золотыми пряжками на высоких каблуках.

Да, тяжелые серьги непременно оттянут уши. Да, на высоких каблуках будет очень неудобно ходить и тем более танцевать. Но красиво же! Можно даже сказать, шикарно! В черном платье с золотыми украшениями она будет выглядеть настоящей королевой!

Алена нахмурила брови, глядя на свое все еще ненакрашенное отражение, и попыталась взглянуть на проблему с другой стороны.

Для кого она выбирает новогодний наряд? Для кого она хочет быть роскошной и неотразимой – для себя? В голубом она будет чувствовать себя гораздо комфортнее, увереннее и спокойнее. Для Александра? Конечно, если он явится, как какой-нибудь калиф, в смокинге, золотых часах и при золотом перстне, то ему под стать будет только черная с золотом, сверкающая бриллиантами, пусть и поддельными, ярко и агрессивно раскрашенная королева. Но он, слава богу, не калиф. И вообще смокинг и золото – не его стиль. Скорее всего, он предпочтет что-нибудь демократичное и удобное.

А если все же…

Алена замерла в нерешительности, держа в одной руке черную туфлю на каблуке семь сантиметров с ярко сверкающей пряжкой, а в другой – скромную и удобную голубую лодочку.

Наталья поправила розовое боа из перьев, сползшее с обнаженных полных плеч к локтям, и лукаво прищурилась на Алену сквозь бокал с шампанским:

– Хочешь, поменяемся местами?

Алена упрямо сжала губы и покачала головой. На самом деле ей стоило больших усилий не оборачиваться каждый раз, когда за спиной раздавались шаги.

– Да придет он, куда денется, – небрежно махнула красивой, узкой, в кольцах и браслетах рукой Ирина, – если, конечно, не вынужден работать сейчас за стойкой.

Ирина была в ярко-зеленом. На этом фоне ее рыжие волосы пылали как огонь. Алена прикрыла глаза, но пламя продолжало бушевать.

– Я, пожалуй, прогуляюсь…

– Сиди. Вон он идет.

Пламя обжигающей волной прокатилось по щекам, гулко ухнуло в сердце и ушло в паркет сквозь мыски голубых туфелек.

«Я спокойна, – напомнила себе Алена. – Я совершенно спокойна. Я улыбаюсь. Я ем мандарины и пью шампанское».