Анна Яковлева - Besame mucho, клуша!

Раздетый по пояс, Василий держал в руке топор и выглядел по-настоящему неотразимым мачо.

Пряча лицо под козырьком кепки, Ковалева просвистела: «Здрасте».

— И вам не хворать, — буркнул Василий и бросил на гостью хмурый взгляд. — Это вы к Крашенинникову?

— Ага, — вырвался из горла хрип.

Потеряв интерес к гостье, Крутов понес топор куда-то за дом.

Держась на расстоянии, Лера последовала за мачо.

— Присядьте где-нибудь, подождите, — бросил Василий, когда они обогнули избу.

За домом обнаружилось патио а-ля рюс: длинный, грубо сколоченный стол и скамьи вдоль него.

Кроме всего прочего обнаружилось, что домик стоит на возвышенности, с которой открывается потрясающий вид на подошву холма, утыканную редкими елями и изрезанную лентами реки и дороги.

На столе, как на разбойничьем пиру, высились горки разноцветных овощей, зелени и неощипанные тушки птиц. Живописный натюрморт венчали ножи в держателе.

В метре от стола возвышался кирпичный мангал, в котором дымился котелок. Котелок распространял странный, настораживающий запах.

Крутов набросил на шею полотенце, вооружился самым большим ножом и занялся овощами.

С независимым видом Лера устроилась на противоположном краю скамьи, подальше от котелка и ножей, и принялась искоса наблюдать за Василием.

Орудуя тесаком, как победитель профессионального конкурса «Лучший кок Балтийского (Тихоокеанского, Черноморского, Северного — нужное подчеркнуть) флота», Василий крошил салат из огурцов и помидоров. С ножом в руке, заросший двухнедельной щетиной, загорелый до черноты, обнаженный по пояс, Крутов выглядел невероятно сексуально.

Глядя, как супермен играючи расчленил огурец на ровные кружки, Лера пыталась унять сердце. Они не виделись вечность. Как же она соскучилась, господи ты боже мой.

Покончив с огурцами, мачо с тем же сосредоточенным остервенением занялся помидорами, затем в ход пошли сладкий перец, петрушка с укропом, лук и чеснок. Лера уже начала опасаться, что Василий не остановится и покрошит все вокруг, но обошлось.

Тут снова раздались раскаты выстрелов. Лера обернулась на звук и увидела у самой кромки леса Крашенинникова: profondo развлекался тем, что палил по бутылкам.

Разделавшись с последним зубком чеснока, Василий отложил нож, щедро сдобрил овощи черным молотым перцем, посолил, полил растительным маслом и перемешал. После чего сложил ладони рупором, крикнул Борисовичу, что обед готов, и оставил Леру одну.

Лера не представляла, что ей теперь делать и как относиться к тому, что в Демидовке она обнаружила сразу двух зайцев, — удача это или неудача. В ее задачу входило слить Борисовичу информацию, что объединение «Бланк-информ» фактически банкрот и нужно сбрасывать акции. Если Борисович спросит, почему она ему об этом говорит, Лера выложит туз, припрятанный в рукаве, — развод и желание отомстить бывшему мужу. Как теперь быть? Как вести разговор с Крашей? Речи не могло быть, чтобы охмурять Борисовича в присутствии Крутова. Все их с Галкой расчеты летели к чертям собачьим.

Пока Лера металась в поисках разумного решения, нарисовался Крашенинников.

Прислонил двустволку к мангалу и с неприязнью посмотрел на нарушительницу неписаных правил, проникшую в святая святых, практически на корабль.

— Это вы от Бочарниковой? — Очевидно было, что Александр Борисович Леру не узнал.

— Да, — промямлила та.

— Ну и что вы хотели?

Лера только собралась с духом произнести заготовленный текст, как Крутов вернулся, неся в каждой руке по бутылке.

Щеки Борисовича натянулись в улыбке.

— Вась, ты, я вижу, совсем обасурманился здесь. Видели бы тебя твои избиратели.

— Водку пьешь? — пропустив мимо ушей замечание, поинтересовался Василий у непрошеной гостьи и водворил бутылки на стол.

Гостья в страхе энергично замотала низко опущенной головой.

Бросив в тарелку несколько ложек салата, Крутов поставил ее перед Лерой.

Под прицелом двух пар глаз она чувствовала себя крайне неуютно.

Оказавшись рядом с гостьей, Крутов обеспокоенно принюхался: ему померещился неясный запах теплой степи. Ну вот, теперь еще и обонятельные галлюцинации начались, поздравил себя Василий.

Крашенинников перебазировался к столу, получил порцию мутного варева из котелка, по цвету напоминавшего лужу после дождя, и салат.

— Девушка мне кого-то напоминает, не могу вспомнить кого, — изрек Борисович, перестав наконец сканировать Леру взглядом.

— Э-э-э, — промычала она, спешно сунув в рот кружок огурца, — видимо, солдата Джейн.

Шутку никто не оценил, в тишине, нарушаемой только птичьими голосами и шумом ветра в листве, застучали ложки.

Наркомовские сто грамм подействовали на мужчин по-разному. Крутов все больше мрачнел, а Крашенинников, напротив, мотыльком перепархивал с одной темы на другую, распугивая басом окрестную фауну.

После второй рюмашки самодовольная физиономия Александра Борисовича приобрела привычный красно-кирпичный оттенок, раздражение на присутствие женщины сменилось легкой досадой, и он пустился в воспоминания про то, как в прошлом году по счастливой случайности не утонул в болоте, из чего Лера заключила, что удачи в бизнесе profondo на охоту не распространялись. Если бы не Васенька (здесь Крутов удостоился теплого, благодарного взгляда и похлопывания по плечу), имярек уже бы кормил червей.

Лера окинула быстрым взглядом объемы бизнесмена, представила картину в натуралистических подробностях и выскочила из-за стола.

К тому моменту, как Лера вернулась, мужчины накатили еще по одной, Василий тяжело поднялся и, нетвердо ступая, скрылся за домом.

Проводив страдальца взглядом, полным невысказанного сочувствия, Крашенинников под сел к Лере.

— Что мы все о делах да о делах? — перешел на интимный шепот Борисович и обнял Леру за плечи, отчего ей моментально захотелось огреть распоясавшегося profondo чем-нибудь тяжелым. А еще лучше — дотянуться до ружья и взять Крашу на мушку.

— Александр Борисович, — Лера стряхнула с себя медвежью лапу Борисовича и пересела через стол, — я здесь по делу.

— Сучье вымя, — заявил Крашенинников, отрыгнув.

— Что? — растерялась Лера.

— Да не ты, есть одна. Такого парня, такого орла уделала.

Лера нахохлилась:

— А что такое? — Говорила она Галке, что с Крашенинниковым дел иметь нельзя.

— Какая-то профура сердце разбила нашему Васеньке. Он, болезный, вторую неделю ружье из рук не выпускает, вошел в штопор, слышать о бабах, пардон — дамах, не хочет, видеть никого не желает. Смерти ищет, — окончательно сбился в трагедию предприниматель.

Такого поворота Лера не ожидала. Это она-то сучье вымя и профура? Это она-то разбила сердце драгоценному Васеньке?