Татьяна Алюшина - Мой слишком близкий друг

– Митя, как ты не понимаешь, – объясняла я свою правоту, – это только моя вина, никакая влюбленность мне глаза не закрывала, я не любила Макса, и он был мне абсолютно не интересен. Это я не потрудилась даже узнать человека, с которым жила. Я пустила в свою жизнь чужого человека, не интересуясь, кто он такой, и поэтому погиб мой ребенок.

Митя резко притянул меня к себе, крепко обнял, прижался щекой к моей голове и сказал:

– Дурочка, – отодвинул голову, посмотрел сверху вниз на меня, поцеловал в висок и повторил: – Дурочка, что ты себе напридумывала.

– Это ты, Митя, себе напридумывал, – возразила я обычным серым тоном.

Квартира Митиных друзей, в которой мы поселились в Довиле, была просторной и удобной, с ультрасовременной кухней, приведшей Митю в хорошее расположение духа, а то он так и ходил мрачным после того нашего разговора. А я что-то почувствовала, слабый, но приятный импульс, когда раздвинула шторы на больших высоких окнах гостиной и увидела за ними море. И так и стояла, смотрела, пытаясь удержать или повторить эту слабую приятность, проскочившую быстрой, еле уловимой волной.

– Пойдем пройдемся? – предложил Митя, подойдя ко мне и обняв за плечи.

За несколько дней, проведенных нами в Довиле, у нас с Митей вошло в привычку гулять по пляжам, бродить по городу, заканчивая любую прогулку на новогодней ярмарке, где Митя покупал какие-то праздничные мелочи и безделушки и маленькую искусственную елочку купил. И какие-то продукты на рынке, расположенном недалеко от ярмарки, для торжественного стола, само собой устрицы, королевы этого региона и месяца декабря. Всем известно, что самые лучшие устрицы добывают в Нормандии, где мы и находимся, а самый лучший вкус они приобретают в декабре и январе.

А я не помню их вкуса, как не помню вкуса всех продуктов, но Митю это не останавливает, он все равно готовит что-то мудреное каждый день и утверждает, что разрабатывает новые рецепты, не боясь критики от клиентуры в моем лице.

Новый год мы отметили почти вдвоем, потому что больше часа мы разговаривали с моей родней по телефону, а потом к нам пришли поздравить соседи по дому и засиделись, потрясенные Митиной кулинарией, и превознося его талант.

Один раз, взяв машину напрокат, Митя отвез меня в Трувиль на воскресный рыбный рынок и познакомил с Марселем, которого знал еще с тех времен, когда учился и работал в ресторане в Довиле.

– Приходите в следующее воскресенье, Димьен, – пригласил Марсель. – Я специально для тебя и твоей мадемуазель наберу самые лучшие устрицы.

И вот наступило следующее воскресенье, и мы снова приехали на рынок. Митя, не заметив Марселя среди суетящихся торговцев, взяв с меня железное обещание, что я не сдвинусь с места и ничего не стану делать, и оставил ждать там, где не ходили люди, но ему было хорошо меня видно, и пошел искать Марселя…

А потом неожиданно и мощно мир взорвался внутри меня жизнью! Розово-оранжевое солнце, пробившись сквозь тучи, ударило в меня и пробило серый бетонный кокон, в котором я жила, и яркая, непереносимо прекрасная чувствительная жизнь засветила изнутри меня и засияла во все стороны!

Он бежал ко мне, перепрыгивая через ящики, оббегая людей, грузовые тележки, лотки, прилавки и не отпускал, не терял моего взгляда, и его глаза светились потрясением, неверием, огромной радостью и… любовью. А я смотрела на него, не разрывая наших взглядов, и яростно, неистово, как все, что я сейчас чувствовала, абсолютно ясно и четко, всем своим существом поняла, что это единственный мужчина, самый родной мой человек и самый близкий!

– Ты что-то почувствовала?! – подбежав, наконец, ко мне, обняв с ходу, прокричал – Митя.

– Все! – рассмеялась я, запрокинув голову от переполнявших настоящих, живых и таких сильных чувств. – Митя, я чувствую все!! Очень, очень сильно чувствую! Это солнце! Оно ударило мне в глаза, и случилось чудо!

– Чудо, – повторил он и засмеялся вместе со мной.

– Митя, – посмотрела я на него, переполненная и распространяющая вокруг себя радость, я это чувствовала, какое замечательное слово: чувствовала. – Митя, у меня замерзли руки!

И показала ему свои немного побелевшие от холода пальцы. Он тут же сжал их своими ладонями, принялся сильно растирать, так лучисто и радостно улыбаясь, словно слиток золота нашел.

– Никогда не думал, что стану так радоваться тому, что у тебя замерзли пальцы! – и он подышал на мои, сжатые его ладонями в кулачки, пальцы.

– Митя, – обрадовалась я еще одному настойчивому чувству и тут же поделилась с ним, – я хочу есть! Я ужасно голодная!

– Какое счастье! – очень серьезно вдруг сказал он, внимательно глядя мне в глаза.

– Димьен, – раздалось у него за спиной, – ты так бежал к своей мадемуазель, что распугал всех чаек в округе. Мадемуазель Марта выздоровела?

– Да! – звонко и радостно подтвердила я сей факт.

– Я очень рад, – улыбался добродушно Марсель и протянул Мите пакеты с покупками. – Это твоя рыба и устрицы, я положил тебе еще кальмара.

– Спасибо, – поблагодарил Митя рыбака, пожал ему руку и, обняв меня за талию свободной рукой, повел торопливо вперед. – Идем скорее, будем тебя кормить!

Мы ехали до нашего дома и всю дорогу хохотали – перевозбужденная, немного оглохшая от непривычной силы звуков, от яркости цвета и силы запахов, я громко смеялась и рассказывала, какие потрясающие чувства испытываю все разом, и они меня оглушают и слепят и так сильно хочется жить всеми этими чувствами!

Первым делом, войдя в квартиру, Митя потащил меня за руку в кухню, усадил на высокий стул за барной стойкой

– Сначала устрицы, утолить твой голод! – комментировал он, быстро доставая продукты из пакетов и лимон из холодильника. – А потом я приготовлю тебе рыбу.

– Здорово! – смеялась я.

Я не могла остановиться и все время смеялась – то совсем тихо, то неудержимо хохотала. Оказывается, это такая потрясающая штука – жизнь в чувствах и ощущениях!!

А Митя не переставал улыбаться и каждую минуту посматривать на меня, словно проверял, не привиделось ли ему мое выздоровление, не исчезло ли это чудо. Он сноровисто и быстро вскрыл несколько устриц, выложил их на большое блюдо, поставил его на барную стойку, разрезал лимон, достал устричные вилки, и, встав рядом со мной, сам взял первую устрицу, выдавил на нее лимонного сока, подцепил вилкой и отправил мне в рот…

Я зажмурила глаза и неспешно смаковала настоящий вкус, это невозможно описать и передать словами – почувствовать настоящий вкус еды, да еще и устрицы после почти пяти месяцев полного забытья…

– Еще одну, – шепотом сказал Митя, и я с готовностью открыла и рот и глаза.

– И ты ешь, – указала я ему на блюдо, забрала у него вилочку и взяла еще одну раковину себе. – Митя, это потрясающе! – закатывала я глаза, уплетая устрицы одну за другой.