Эмма Герц - Вензель на плече Урсулы

— А почему небывалое тепло? У них тоже было холодно?

Отвечаю сразу обеим, ставя на огонь новую порцию кофе. Надо достать блюдца, под «Наполеон». Достаю два: одно — в форме зеленого яблочка, другое — клубнички, понятно, красной.

— Два специально нанятых человека ходят и отстреливают кроликов, заполонивших центр Стокгольма, используя оружие с глушителем. Потом кроликов отправляют на ТЭЦ в небольшом городе Карлскуга, где из них производят биотопливо. После чего «кроличье» тепло возвращается в Стокгольм.

— Не совсем ясно, — приподнимает ровную бровь Полина, — откуда в центре Стокгольма стада кроликов… пинцет.

— Потомки домашних кроликов, от которых отказались хозяева, такое бывает. Кролики принялись успешно размножаться. Естественных природных врагов у них нет, так все и получилось… Одичавшие кролики поедали деревья и кустарники. Нападали на туристов.

— Правда? — Людочка округляет глаза, ложечка падает на пол, звеня. Не подпрыгивая.

— Нет, Людочка, — признаюсь я, — насчет нападений на туристов я преувеличила. В Финляндии, кстати, тоже случилась такая же ерунда с кроликами. Но там стали опрыскивать газоны ядовитыми смесями, и кролики переселились в леса. Подружились с зайцами…

Собеседницы слушают. Людочка рассеянно ковыряет ложечкой собственный торт. Кривит губы. Наверное, представляет себе быстрорастущую кроличью популяцию, финских лесных зайцев и свирепых викингов с ружьями наперевес.

— И что дальше? — спрашивает бесчувственная Полина. — Поедают деревья и кустарники… Не останавливайся.

Появляется Савин, в длинных клетчатых шортах, белой футболке и босиком. Половина волос на его голове лежит ровно. Половина торчит. Эту половину он приглаживает рукой. Я смотрю на него спокойно, даже улыбаюсь, говорю «Доброе утро или уже день», и «Ты будешь завтракать?», я не знаю, как именно себя ощущаю. Или кем? Шведским одичавшим кроликом в небольшом городе Карлскуга?

— Привет, — здоровается Савин, — я в ванную пошел. Никто не хочет? — вежливо осведомляется он.

— Да нет, спасибо, — отвечает Полина после небольшой паузы.

Сажусь на табуретку. Молчу. Я — большая трусиха. Я люблю боль. Ту, что кровоточит рваными полосами на горячей коже, но не ту, что рубцами остается на сердце. Все время просила: только не надо боли. Прятала душу от боли, тело целиком отдавала ей, считала, что это — равноценный обмен. Пусть шрамы на спине, залитый воском живот, расписанные лезвием бедра, связанные руки, лучше так.

Я — большая обманщица. Успешно врала самой себе, что отметины на моем теле — это ордена и медали, знаки отличия. От массы людей — от тех, кто «не в Теме». От тех, кто не достиг высшего уровня свободы — в подчинении и отказе от собственной воли. Сжимала в руке ножницы, булавки, никогда не носила платья без рукавов. Я — глупая.

Из ванной доносится веселый плеск воды. Приятный звук, всегда веселит меня.

— Так что с кроликами? — повторяет Людочка, очевидно, уже не в первый раз.

Трогаю холодной рукой пылающие щеки.

— Шведы решили принять меры. Тогда и появились охотники на кроликов, а затем одна компания разработала новую технологию переработки отходов. Животного происхождения. Я слушала интервью, директор компании говорил: «Вся биомасса перемалывается и закачивается в бойлер, где ее сжигают вместе с древесными щепками, торфом и мусором. В дело идут не только кролики, но и кошки, олени, а также лошади и коровы».

— Кошки?! — Людочка сейчас заплачет. У нее живут две огромные кошки, мама и дочка, она их обожает.

— Олени? Лошади? — Полина взмахивает руками. — А тигры, львы, питоны? Карликовые африканские слоники? Орлы, куропатки? Пинцет!

— Слушайте, слушайте, но ведь как-то надо бороться! Это же настоящие живодеры! Самих бы этих шведских гадов сжечь на топливо!

Людочка волнуется, краснеет пятнами и становится немножечко нацисткой.

— Сжечь шведов!

— Крепкий и рослый швед намного более энергоемкий, чем кролик, — соглашается Полина, Людочка что-то ей горячо отвечает, поддерживает. С облегчением чувствую, что могу ненадолго оставить их. Встаю, извинившись улыбкой, выхожу из кухни.

Возвращаюсь.

— Активисты Общества защиты диких кроликов — Society for the Protection of Wild Rabbits — пообещали на этой неделе начать новые акции протеста. Перекрыть несколько дорог. Ведущих магистралей. Просили присоединяться.

Людочка хочет присоединиться и с готовностью открывает рот. Полина смеется, ее пестрые глаза светлеют и становятся зелеными, как трава.

Поворачиваюсь. Иду в спальню, включаю ноутбук. Думаю, минут десять у меня есть.

Вообще Урсула не очень любила выходить с Господином в присутственные места. Точнее, она любила, если они оставались при этом вдвоем, но это случалось редко. Господин вел напряженные переговоры об устройстве частной медицинской клиники, где мог бы с большей отдачей вести прием тревожных мужчин — это во-первых. А во-вторых, Господин был одним из активистов БДСМ-комьюнити в городе и вместе с единомышленниками мечтал об организации полноценного Клуба. Много обсуждалась возможность проведения мероприятий, встреч и просто общения людей, укушенных Темой.

Такие люди были. Многих Урсула знала только по псевдонимам, сейчас бы сказали — по никнеймам.

Мерседес стояла в очереди за разливным пивом, небрежно опираясь на изящный зонтик-трость. Рядом пристроился симпатичный молодой человек, по словам Мерседес, не спускающий с этой самой трости возбужденного взгляда.

— Что, нравится? — спросила Мерседес.

— Нравится, — согласился молодой человек.

— Особенно хорошо, когда знаешь, как ею правильно пользоваться, — зондировала почву Мерседес. Она была на данный момент без пары. И очень страдала по этому поводу. Искала себе влюбленного раба. Добавила сдержанно:

— Пользоваться тростью — это искусство.

Молодой человек согласился и с этим. Темные волосы, темные глаза, смуглая кожа, широкие плечи, очень-очень ничего.

Пока очередь неспешно истончалась, они поговорили о многом. О подручных предметах, которые можно нетрадиционно использовать, о бельевых прищепках, веревках, мухобойках и выбивалках для ковров. О колющих предметах, режущих, о системе кодовых слов и ее необходимости вообще. Молодой человек выражал вежливые сомнения. Мерседес снисходительно допускала возможность существования таковой. Она очень взволновалась, лицо ее пылало, сердце колотилось. После приобретения пива она пригласила молодого человека зайти за угол и продегустировать напиток. Было жарко, куда-то пропал ветер, молодой человек не сопротивлялся. Очутившись в безлюдье, Мерседес перехватила зонтик поудобнее и сильно ударила костяной ручкой молодого человека по ладоням. Второй раз ударить не успела, так как он выкрутил ей нападающую руку назад и нежно произнес в недоумевающее ухо: