Марина Полетика - Островок счастья

Она положила на стол отчет и стала внимательно рассматривать Павла, как будто только что впервые увидела.

– Ну? Что скажешь? – забеспокоился он.

– Спасибо, – после некоторой паузы сказала Юля. Подумав, уточнила: – Большое спасибо.

– И все? – изумился он.

– Изучим, внедрим, примем как руководство к действию – что ты хочешь услышать? – немедленно рассердилась Юля. – А то у нас не было встреч, обсуждений и бенефисов!.. Открыли Америку! Я же сказала: спасибо, почитаем. Только город у нас маленький, Павел, и все то, что мне могут сказать про нашего зрителя твои маркетологи, я и сама знаю, может, только вот так умно не сформулирую. Но все равно спасибо. Слушай, давай о чем-нибудь другом поговорим, а? Ты где-нибудь летом отдыхал?

– В Ницце, – неохотно сознался Павел. – Там у дяди дом, в нем живут его дочь с мужем, и моя мама туда приезжает иногда.

Он отчего-то постеснялся сказать, что у него в этой самой Ницце есть и своя вилла, так что гостить у родственников нет никакой необходимости. И что когда он жил в Питере, частенько летал туда на выходные и праздники. Это из Надеждинска не наездишься – триста с лишним километров до аэропорта, а потом три часа лету до Питера, а там и в Ниццу не захочешь, лучше дома отоспаться и поглазеть из окна на любимый Финский – вид ничуть не хуже, чем на залив Ангелов, если честно.

– Здорово! Хотела бы я иметь дачку в Ницце! – развеселилась Юля. – А то у моих двадцать соток в деревне Косой Брод, и изволь там картошку сажать! Слушай, а в Ницце картошку сажают или там одних омаров едят?

– Макароны они едят, – проворчал Павел. – И пиццу. Омары там уже давно не водятся.

Он помолчал обиженно и решил все же сделать вторую попытку, должно же эту вредину хоть что-то устроить:

– Уж и не знаю, говорить тебе или нет…

– Говорить, говорить, раз начал! – засмеялась Юля. – Не бойся, я гостей не кусаю!

– У меня там, в Ницце, знакомая дама есть, продюсер. Она гастроли наших артистов устраивает. Я с ней поговорил насчет спектакля про Дантеса и про Пушкина. В общем, она готова взяться. В феврале примерно поедем. Хорошо, что декорации несложные.

– То есть это как? Мы во Францию поедем? Все? – подскочила Юля. – На гастроли?! И ты молчал? Чепуху всякую говорил?

Павел хотел было уточнить, что именно, по ее мнению, чепуха – то, что он звал ее замуж, или то, что он позаботился о будущем ее любимого театра? Но не успел, потому что Юля подскочила к нему и расцеловала в обе щеки. Нет, конечно, это был не тот поцелуй, на который мог рассчитывать Павел, приглашая понравившуюся ему женщину на Лазурный Берег, но все же лучше, чем ничего.

– Ура!!! – вопила Юля, прыгая по кухне, и в настенном шкафчике опасно позвякивала посуда. – Мы поедем во Францию! Мы поедем, мы помчимся! Надо всем рассказать! Ты гений!

– Ха! Ты даже не представляешь, как ты близка к истине, – самодовольно ответил Павел. – Какую рекламу нашему спектаклю я обеспечил! Я сказал, что это спектакль про женщину, которая любила Жоржа Дантеса и из-за интриг которой погиб Пушкин. А я – соавтор пьесы и прямой потомок этой самой Идалии Полетики. Якобы мой прапра, Николай Александрович Мордвинов, женился на дочери Идалии. То есть я еще и потомок знаменитого дворянского рода. Все, как ты мне говорила. Ну? Я молодец?

– Ты молодец! Ты гений! – Юля перестала скакать и плюхнулась на стул рядом, смотрела на него сияющими глазами.

– Только у них одно условие, нам надо его будет проработать, – веско сказал Павел. – Эта дама, продюсер, хочет, чтобы я тоже играл в спектакле. Чтобы на афишах можно было написать: в спектакле занят праправнук главной героини. И я уже все продумал. Я буду играть Пушкина. Нет, ты постой, не кричи! – заторопился Павел, увидев, как подскочила Юля. – Я же помню, что ты не хотела Пушкина на сцену выводить, тут все о нем, но без него. Я в самом начале, еще до того, как выйдет Чиновник, просто пройду из кулисы в кулису в крылатке и в цилиндре, чтоб силуэт был узнаваемый. Потом как театр теней сделаем: два человека целятся из старинных пистолетов, выстрел, Пушкин падает – и начинает Чиновник говорить. Я в спектакле есть, а Пушкин вроде и есть, а вроде и нет. Поняла?

– Я все поняла, – поднявшись с табуретки, проговорила Юля. – За свои деньги ты хочешь не только учить нас работать в рыночных условиях, но и ставить спектакли, и играть в них. Не пойдет. У нас, видишь ли, профессиональный театр. Не самодеятельность. Так что ни в какую Ниццу мы не поедем. Спасибо, конечно, за хлопоты, но нам эти условия не подходят. Ты прости, Павел, поздно уже, мне завтра вставать в семь.

Павел молча поднялся и, не говоря ни слова, вышел из кухни. Через минуту внизу хлопнула входная дверь.

Оставшись одна, Юля некоторое время посидела, осмысляя случившееся. Взгляд ее наткнулся на оставленный Павлом отчет. Она зачем-то опять открыла его наугад и прочитала: « Для разработки стратегии маркетинга театр должен постоянно проводить ситуационный, комплексный анализ своей внутренней и внешней среды. Такой анализ позволяет оценить прошлую деятельность, рассмотреть достижения и неудачи, установить их причины, проверить компетентность и профессионализм сотрудников, предо твратить нежелательные сбои в работе театра ».

Плакать она уже давно разучилась и, кроме как на сцене, этим бессмысленным без наличия зрителей дамским занятием не увлекалась. Поэтому она изо всех сил треснула по этому отчету так, что подскочили и жалобно звякнули на столе тарелки.

Руку было очень больно, но зато в носу щипать перестало. Все лето Юля мечтала о встрече с Павлом. Она, не признаваясь сама себе, ждала ее. Как ни ужасно, но она скучала о нем, как будто имела на это какое-то право – смешно! Вот, дождалась. И все прошло по старому сценарию: он принес с собой те же грабли, и они по очереди на них наступили, опять расставшись врагами.

А ведь он, кажется, сделал ей предложение. И предложение какое-то странное: ты мне – ужины, я тебе – непонятно что, наверное, опять деньги. Бизнес-проект какой-то. Пусть предложил не всерьез, пусть на роль военно-полевой жены (Юля ни на секунду не допускала, что такой завидный жених, как Павел Мордвинов-младший, наследник империи, до сих пор не стал ничьим трофеем, путь даже и без посещения загса, а конкурировать с его столичными пассиями не имела ни малейшего желания), пусть так… Но тем не менее! Они тогда с Сашкой и Ириной болтали, строили планы, как соблазнить заезжего буржуина. И Тарасова еще сказала: если у тебя не получится, значит, ты не актриса. У нее получилось. Значит, она актриса. Уравнение доказано. И что ей со всего этого, если очень хочется треснуться об столешницу не кулаком, а головой?

Но Павел тоже хорош! Зачем каждый раз с упорством, достойным лучшего применения, он, имеющий все, пытается поделить то единственное, что у нее есть, ее театр? Как он не понимает, что для него это – очередная игрушка, полигон для испытания новых бизнес-технологий, а для нее – жизнь, в которой она сама должна быть хозяйкой, и поэтому она никому не может позволить определять законы и правила?