Наталья Миронова - В ожидании Айвенго

– Они же могли купить…

– Натура не позволяла. В магазинах висели объявления: «Stealing is a crime, we always prosecute» [55]. Но это не помогало.

– У вас не только богатые арабы воруют. Прошлым летом здесь такое было…

– Другая крайность, – вздохнул Айвен. – Но мотив один, что у богатых, что у бедных. Жадность, неуважение к собственности. У нас в Тоттенхэме, – Айвен произносил по-английски «Тотнэм», – живут семьи – целые поколения! – где никто никогда не работал. Но, кстати, воровали и громили не только бедные. Среди погромщиков были подростки из вполне состоятельных семей.

– Просто дорвались до халявы, – сказала Этери по-русски.

– Вот именно. Любопытно было изучать витрины после погромов, – добавил Айвен. – Я ходил на уборку в Излингтоне [56], у нас было что-то вроде вашего субботника. Книжные магазины их не интересовали, все остались целые. А вот жратва, вино, техника, кроссовки – это да. Хорошо, что бабушка не дожила и всего этого не видела. Она была очень политкорректной, но богатых арабов на дух не переносила, – вернулся он к прежней теме. – Одно время они заполонили ее дом. Занимали целые этажи, справляли нужду, прости за подробности, где придется, а потом возмещали владельцу убытки, делали ремонт, перестилали ковры и начинали по новой. Выплескивались на лестницу со своими кальянами и зудящей музыкой. Очень хотели купить бабушкину квартиру. Домохозяин не раз к ней подкатывался с просьбами продать…

– Но ничего не вышло, – закончила за него Этери.

– Наоборот, она его заставила им всем отказать. Им пришлось съехать. Вообще она была настроена произраильски. Во время одной из арабо-израильских войн – уже в этом веке, она дожила до девяноста! – пошла в посольство и вызвалась кашеваром в израильскую армию. Я тебе говорил, что у нее было рыцарское звание?

– Нет, не говорил, – заинтересовалась Этери. – Но я не удивляюсь. Фрейд с кого попало портретов не писал.

– Моя бабушка, – с гордостью проговорил Айвен, – кавалерственная дама Великобритании. В войну, да и после войны, она работала на Би-би-си, в мировой службе новостей. Это было чертовски опасно, в сороковом году в здание угодила бомба, они выходили в эфир из разных мест, потому что немецкие бомбардировщики пеленговали их по УКВ-сигналам, но не прекращали вещания. – Он засмеялся. – Однажды приключилась забавная история. Бабушка тогда жила в Найтсбридже, работала по ночам. Выходила на угол, там ее подбирала служебная машина и везла на Кингзуэй-стрит, в Буш-Хаус. Это штаб-квартира Би-би-си, – добавил он на всякий случай. – И вот бабушка стала замечать, что соседи по дому ее избегают, не здороваются, глаза отводят… Она не могла понять, в чем дело. А оказалось, что папа ее… как у вас говорят, «заложил». Ему было пять лет, он играл во дворе, и одна соседка, проходя мимо, заметила: «Мальчик, а почему ты все время один, где твоя мама? Она на работе?» Он сказал, что мама спит, а работает ночью. «А где она работает?» – спросила соседка. И папа честно ответил: «Вечером она одевается, красится, выходит из дома и стоит на углу».

Этери расхохоталась.

Айвен подвел ее к белокаменному пирожному в конюшенном ряду.

– Ну вот ты и дома.

– Я даже не поблагодарила тебя за Редько.

– Это пустяк, – отмахнулся Айвен.

– Для меня – нет. Для меня это память о дедушке, а я дедушку своего люблю, как ты – свою бабушку. И у меня тоже есть куча историй про него.

– Надеюсь, ты мне их все расскажешь.

Опять он поцеловал ее на прощанье, но на этот раз она ответила. Гормоны совсем распоясались, какой-то зверь у нее внутри прянул на дыбы и прыгнул навстречу другому такому же зверю. На миг не только губы, но и тела слились воедино, оба почувствовали грудь, живот, ноги друг друга. Но Этери почти тотчас же опомнилась и отстранилась.

Она отперла дверь, обернулась и взмахнула рукой на прощанье, даже улыбнуться сумела. Растерянное, потрясенное лицо Айвена отпечаталось у нее на сетчатке глаз. Она уже знала, запираясь изнутри, что оно будет преследовать ее даже в темноте.

«Ничего же не случилось! – уговаривала себя Этери. – Надо жить дальше и действовать так, будто ничего не случилось. И надо… надо притормозить. Все происходит слишком быстро. Может, поменять билет и улететь раньше?»

Всю дорогу, пока он развлекал ее рассказами о богатых арабах и бабушке, стоящей ночью на углу, Этери точила одна мысль. Она заметила, что в квартире помимо бабушкиных нет ни одной женской фотографии. И Айвен ни разу не упомянул о матери или о родственниках с материнской стороны.

«Спросить? – думала Этери, раздеваясь и смывая косметику. – Не стоит. Захочет, сам скажет».

Есть не хотелось, спать рано, она включила телевизор, канал «Меццо», чтобы шла фоном какая-нибудь музыка. Фоном шла опера Люлли, не опера даже, а как бы до-опера, пре-опера, наивная и трогательная мелодекламация XVII века. Отлично, думать не мешает.

Надо же что-то делать. Надо как-то выходить из ситуации. С ним хорошо, он ей нравится, она ему, кажется, тоже, но у них нет будущего.

Ей не хотелось об этом думать. При одной мысли душа восставала. Как в детстве: «Отдай, мое!» Опера кончилась, а Этери так ничего и не придумала. Пусть все идет, как идет. Они же взрослые люди! Разберутся как-нибудь. Спать? Ей не спалось. В низу живота ныла тупая боль.

Этери встала, приняла болеутоляющее, наполнила водой грелку и снова легла. Нет, все не то. Разве может тепловатая грелка заменить живое тепло толстого, умного и доброго кота? Или его тощего, умного и доброго хозяина?

Наутро она почувствовала себя лучше. Встала, умылась, позавтракала и отправилась, как и обещала Айвену, по магазинам. Накупила подарков, подозвала такси, чтобы не тащиться пешком с покупками, вернулась на Манчестер-сквер, весьма довольная собой, сгрузила обновки и вышла еще раз, вспомнив, что на Мэрилебон-хай-стрит есть магазинчик «Забытая женщина», где торгуют одеждой больших размеров. Этери уже купила подарки для Дарьи, надо же и Марье что-то присмотреть!

На обратном пути она бросила взгляд на одинокий фонарь у дома тридцать четыре, бывшего мюзик-холла. Этот дом уже стал для нее особенным, родным. Где сейчас Айвен? Позвонить? Нет, не сейчас. Она пешком вернулась домой.

Обеда так и нет, совсем обленилась. Никуда не годится, но теперь уже не поправишь. «С завтрашнего дня берусь за ум», – пообещала себе Этери, ну а пока обеда не было, сбегала поесть в паб на Бейкер-стрит.

Надо будет в самом скором времени привезти сюда чертенят. Может, на зимние каникулы? Сводить их в музей Шерлока Холмса, им будет интересно. К мадам Тюссо? Единственный музей Лондона, куда очередь стоит, как в Мавзолей. Сама Этери ни разу там не была, ее не тянуло в музей восковых фигур. Раньше хоть старинные были, XVIII века, но в пожаре 1925 года они сгорели. Ладно, посмотрим. Лучше, в музей естествознания, где прогуливал школу будущий эксперт К.А.Х. Айси Леннокс-Дэйрбридж. Покормить белок в Кенсингтон-гарденс, покататься на колесе обозрения… Слава богу, в Лондоне есть чем заняться. Только придется снять номер в гостинице, в ее домике втроем не поместиться…