Дебра Кент - Как опасно быть женой

Я оценивающе смотрю на Трину Макэлви. Облегающие джинсы, босоножки на высоком каблуке. Шестьдесят один год. Не помню, чтобы я видела ее без косметики, даже перед сном. Я замечаю у нее на лодыжке татуировку в виде бабочки.

– Новая?

– Нет. – Мать задирает штанину и поворачивает ногу, чтобы мне было лучше видно. – Подарок на пятьдесят лет. На шестьдесят я сделала еще одну, но, чтобы ее показать, придется снимать штаны.

– Нет уж, спасибо, мам.

Она опять принимается за большой палец.

– Ну, малыш, расскажи о своем любовнике.

– Он мне не любовник, мам.

Трина поднимает руки:

– Простите, простите. Задела за живое. – Она выжидает мгновение. – Расскажи о своем… профессоре.

Я больше не хочу о нем говорить. Что за безумие, советоваться с Триной? О чем я только думала?

– Ладно, забудь.

Трина тянется через стол и пожимает мою ладонь.

– А Майкл не забывает о моей девочке?

– А?

– Я о сексе.

– Мама!

Она ухмыляется.

– Ясно. – Трина с силой тушит сигарету в кофейной чашке. – В общем, так. Вот мой совет, хоть ты его и не просила. Муж, обделяющий тебя любовью, – плохой муж. В иудейской религии это обязательное требование в браке – секс, я имею в виду. Спорим, ты такого не знала. – Она опять закуривает, от души затягивается и кивает на сигарету: – Через две недели бросаю.

– Конечно.

Я знаю, к чему она ведет. Ей никогда не нравился Майкл. Она считает его холодным. Мы уже были помолвлены, а она все пыталась свести меня с неженатыми мужчинами со своей работы. Или уж не знаю откуда.

– Ты женщина, Джулия. У тебя есть потребности. И если твой муж их не удовлетворяет. – Трина пожимает плечами. – Почему бы тебе не подумать о себе? Живем только раз.

Где-то я уже это слышала.

– Только будь осторожна. Смотри не залети.

Я собираю вещи и встаю:

– Спасибо за совет, мам.

Трина нарочито громко чмокает меня в щеку.

– Не за что, лапонька. Помни, что с любой бедой ты всегда можешь прийти к старой матери. Уж я-то помогу своей дочурке.

В это время года на побережье холодно, над океаном висит промозглый туман, но нас с пляжа так легко не прогонишь. Мы раскладываем шезлонги, ставим на песок заслуженную синюю сумку-холодильник с текилой, пивом и диетической колой и сидим босиком, укутавшись во флисовые пледы, подставляя лица жидким лучам солнца. Погода – сплошное разочарование, но нас согревают алкоголь и беседа. Не считая кругленькой старушки, выгуливающей двух кавалер-кинг-чарльз-спаниелей, мы совершенно одни.

Я зарываю ступни в холодный песок, прячась от кусачих черных мух, и тоскливо смотрю в туман. Энни рассказывает о подарке на годовщину свадьбы, который ей сделал муж: самодельный купон на “вечер безраздельного внимания, в том числе: массаж ног, пинта шоколадно-карамельного мороженого, мелодрама по выбору и ночь любви; прочее по желанию”. Я встаю и бреду к океану. Ветер надувной дубинкой колотит меня по голове. Вода ледяная, но я все-таки хожу по кромке. Под ногами извилистое песчаное дно, обломки раковин и крошечные камешки застревают между пальцами. Я замечаю обточенный кусок янтарного стекла, наклоняюсь за ним. Очередная волна бьет меня по голеням, стеклышко ускользает. Подводное течение тянет на глубину.

Энни резко дует на спичку, тушит ее, затем толкает через стол свечу Истины:

– Тебе, Франческа.

– Категория: работа. – Фрэнки накручивает на палец прядь волос и начинает: – Я все пытаюсь пролезть к мерзкому козлу Гэри Уоллесу.

Это владелец местной “Стар газетт”, известный своим неприятием бесплатной рекламы. (“Пусть дадут объявление” – вот его обычный ответ людям, которые просят разместить пару строк в колонке “Новости округа”.) Дородный блондин с круглым детским лицом и золотыми коронками, Гэри в прошлом году потратил на телерекламу полтора миллиона долларов, но не купит у девчонки-скаута пачку печенья, будь она хоть его собственной дочерью. Он в жизни не дал ни цента на нужды города вроде нового здания библиотеки, приюта для животных или столовой для бездомных. В рекламных роликах он, как на дикой лошади, сидит на серебристой ракете и вопит: “Читайте “Стар газетт”! Наши купоны – что-то КОСМИЧЕСКОЕ!” А потом уносится в звездную даль, где, по-моему, типам вроде него и место.

– Я хотела попросить написать о моих печеньях с предсказаниями. Конечно, он никогда-никогда не берет трубку, но я-то знаю, как эта морда млеет перед большими шишками. В общем, когда секретарша спросила: “Как вас представить?” – я ответила: “Кэти Курик” [17] Кэти Курик (р. 1957) – американская журналистка и телеведущая. . Болван, разумеется, сразу подошел. Я прямо ушам не поверила. Получилось! Но дальше я, естественно, сказала, что это не Кэти Курик, а Фрэнки Уилсон насчет печенья, которое вот-вот будут продавать в “Бамбуковом буфете”, и не вешайте, пожалуйста, трубку.

– А он что? – интересуюсь я.

– Повесил. Разумеется. А еще позвонил в “Бамбуковый буфет” и нажаловался на меня. – Фрэнки сует в рот ломтик лимона и морщится. – Пошел он в задницу, плевать я хотела. Надеюсь, в аду ему уготовлено теплое местечко. – Она придвигает свечу ко мне: – Твоя очередь, Джулс.

– Ждем откровений, детка, – говорит Энни.

– Кажется, я завела роман, – произношу я тихо, на одном дыхании, очень-очень быстро и в конечном итоге зря: подруги не слышат, что я сказала, и просят повторить еще раз четко и ясно. А именно этого я и пыталась избежать. Я закрываю глаза. – Кажется… я… завела… роман.

Энни делает гримаску:

– В каком смысле – “кажется”? Кому, как не тебе, знать, завела ты роман или нет?

– Я познакомилась с одним человеком. Мужчиной. Профессором. – Боже, как трудно. Энни уже все знает, но Фрэнки я говорить не хочу. Не готова к ее реакции. Слишком устала. Но нужно же что-то сказать. – Я все время о нем думаю. Мы вместе гуляем. Он пишет мне по электронной почте. Я отвечаю. И… все время жду утра, чтобы снова идти на работу. А когда вечером выбираю, что завтра надеть, то думаю только о нем, и если не вижу его машины на стоянке, то умираю от тоски до самого вечера. Я купила сорок девять безобразных банок для печенья, только чтобы на время забыть о нем. БОЖЕ! Я не знаю, что делать.

Я умолкаю и жду ответа.

– Скажите же что-нибудь. Что вы глазеете?

Фрэнки заговаривает первой. Ей интересно, какой он. Я моментально оживляюсь, выпрыгиваю на поверхность, как буек, и начинаю рассказывать про волосы Эвана, его руки и пальцы, длинные сильные ноги, про то, как лучатся его глаза, когда он мне улыбается. О нашем знакомстве и поэме Овидия, выставке “Звери на дороге” и куртуазной любви, “Камасутре” и решительном, но чувственном выражении его лица, когда он попросил его “пометить”. Отбросив предрассудки, забыв о нежелании его обсуждать, я, наслаждаясь, тороплюсь рассказать своей благодарной аудитории как можно больше. Про искорки в глазах Эвана. Вены, вздувающиеся на руках. Дыхание, свежее и сладкое. Веки, нежные, чуть припухшие. Про отколотый зуб, по которому так и хочется провести языком.