Ярослава Танькова - Яся ищет мужа

Почему эта тема всплыла вдруг сейчас, в конце августа, я могла только догадываться. Ну, во-первых, — это самый крупный скандал в мире гламура за последний год. А во-вторых, после закрытия сезона в Монако в следующий раз тусовка в наиболее полном составе встретится только зимой — в Куршевеле. И вот то, кто снова поедет, а кто отныне бойкотирует знаменитый горнолыжный курорт, и было основной темой разговора гостей.

— …Пошли они! — возмущался один. — Чтобы я боялся классовой ненависти мелких французских зас…анцев, и из-за них на свои любимые трассы кататься не приехал? Не дождутся! И П., я просто уверен, плюнет им в рожу и в следующий раз в два раза больше девчонок с собой прихватит!

— Да уж… Не любят нас французы. Прямо политзаказ какой-то! В прошлом году виллу у Д. (другой крупный олигарх. — При. автора ) в Каннах разрушили за какие-то «нарушения», которые теперь в суде толком объяснить не могут, в этом П. за решеткой продержали…

— Какая там политика! Банальная зависть! П. в Куршевеле за неделю 20 миллионов евро выкинул! Вино по 13 тысяч евро за бутылку заказывал, те же бриллианты подружкам, как семечки, — «кульками» скупал… А эти-то себе такого позволить не могут, каждую копейку экономят, чтобы пенсии было чем платить…

— Ну да, а потом видят, как Россия в национальные проекты во имя имиджа миллиарды вбухивает, и завистью исходят! Ну что ж, мы снова супердержава, нравится это кому-то или нет. Мы — хозяева жизни, и, значит, нам все можно. Предлагаю за это выпить!

Победно рассмеявшись, все чокаются бокалами.

— Но вообще-то П. тоже хорош… — с ироничной улыбкой хмыкнула одна из девушек, идеальная «залаченность» которой выдавала возраст «глубоко за тридцать». — Таскает с собой стада еле вылупившихся мань-глань из Урюпинска. Нравится ему, чтобы эти одноклеточные сидели вокруг, как воробьи, и в рот ему — такому умному и взрослому — заглядывали.

— Так кому ж из мужчин это не нравится? — засмеялся в ответ один из мужчин и демонстративно подтянул к себе за талию молчаливо делающую «умное лицо» двухметровую куколку лет пятнадцати.

Куколка громко хлопнула ресницами и, невинно улыбнувшись, уставилась на говорившую.

— Ну да! — смерила ее недобрым взглядом «залаченная». — А потом они в лобби отеля на глазах у чужих детей выясняют, кто, с кем и кому «изменил»! Ведь эти дурочки каждое его семяизвержение за начало большой и светлой любви принимают, а П. их потом только что не матом посылает. Устраивают из семейного курорта вертеп…

— Точно! — поддержала ее другая дама. — И не один П. такой! Грузят этих дурочек в самолеты, как голландских кур — на килограммы, и сюда тащат. Куда их родители только смотрят? Соплячкам учиться надо, а им мозг бриллиантовой крошкой запудривают!

— Ох, девочки, а по-моему, вы просто боитесь конкуренции! — снова хохотнул мужик с «куколкой», чмокая ее в абрикосовое плечо.

Дамы вспыхнули, но ответили милыми улыбками:

— Конечно, боимся! У дурочек шансов больше. Умных женщин не любят, боятся…

Кто-то из мужчин произнес тост: «За умных и красивых!» И шипение игристого вина немного заглушило не слышное, но вполне ощущаемое «шипение» этого стихийного серпентария. Сделав по искрящемуся золотом глотку, вернулись к теме П. Разговор снова пошел по кругу: «завидуют», «политзаказ»…

— И ведь, самое главное, эти гады выждали до конца «русской недели», чтобы сначала выдоить по полной, а потом уже арестовать!

— Как можно кусать руку, которая кормит? — возмущались все чуть ли не хором.

Я, не будучи представленной, предпочла помалкивать. Но в душе почему-то зрел протест. А может, французы не завидуют, а правда не понимают, как можно так открыто демонстрировать безнравственность и даже кичиться ею? Ведь это мы «скифы и азиаты с раскосыми и жадными очами», как говорил Блок, а у французов другой менталитет! Европейский, пропитанный взлелеянным в процессе векового спокойно-эволюционного развития пуританством. Ведь это у нас эскорт-сопровождения миллионеров прочно вошли в норму. Девушки-модели путешествуют, одеваются, ходят по ресторанам за счет богатых, и часто и женатых спонсоров. Причем всегда готовы приласкать не только своего «папика», но и его богатого друга. У нас их игриво называют «профессиональными тусовщицами». А во всем мире (не только на Лазурном Берегу) у таких вещей только одно название — «проституция», и никак иначе.

Впрочем, после инцидента с П., которого задержали в Куршевеле с такими девочками, французы придумали новое определение, специально для русских — «нетарифная проституция». Над этим изобретением смеется и подтрунивает вся наша гламурная тусовка, но, в сущности-то, так оно и есть.

А особенно меня зацепили фразы: «Мы — хозяева жизни, значит, нам все можно» и «Как можно кусать руку, которая кормит?». Вот оно, основное отличие нашего менталитета! Нас не волнует то, нарушил П. моральные ли, конституционные ли законы Франции или нет. Нас оскорбляет, что к нему — человеку, отдавшему в бюджет страны пару десятков тысяч евро, — эта страна посмела предъявить претензии. Конечно, в России такого никто не посмел бы сделать! Открывать охоту на кого-то из олигархов имеет право только президент, и уж точно не из-за каких-то там «моральных законов». В России богатым действительно все можно и все сходит с рук, потому что в нашем менталитете по-прежнему главенствует крепостническо-помещичье сознание: кто богатый, тот и сильнее, а значит, и «правее всех». Вседозволенность — его конек! Помните представление крепостного из некрасовской поэмы «Кому на Руси жить хорошо» о счастье: «С французским лучшим трюфелем тарелки я лизал…» То есть пусть барин творит, что хочет, лишь бы свою тарелку… тьфу ты, то есть денежку давал!

«Где-то я это недавно уже слышала…» — поймала я себя на мысли. Ах, ну да… Разговор с Жаном. Он, конечно, хамил и пережимал, но, в сущности, говорил то, что сейчас думаю я. Ну что ж, тогда и отвечу себе теми же словами: «Спокойно, Яся, просто у нас такой исторический период. Через сто лет наше „купечество“ тоже наестся свободой и шальными деньгами, вдруг свалившимися на голову, и научится созидать, а не только разбрасывать. Вот только, как говорил Некрасов: „…Жаль только — жить в эту пору прекрасную уж не придется — ни мне, ни тебе“.

От грустно-экономическо-исторических размышлений меня отвлек голос хозяина виллы. Всех звали в дом слушать тенора. Он был одним из гостей и, как мне потом объяснила Анжела, достаточно крупным бизнесменом, но при этом еще «для себя» брал уроки у главного солиста Большого театра и считался в тусовке «самородком».