Татьяна Алюшина - Дом, где исполняются мечты

— Ну да! Да! Это я! — став некрасивой от злости, «раскололась» Оксана. — Я хотела занять ваше место! Я знаю, что более достойна его! Я многое сделала для фирмы, и мои идеи интереснее ваших! И почему вам все?! И зарплата огромная, и поездки по поставщикам!

Инга встала, прервав пламенную, с элементами обвинения речь об индивидуальной душащей «жабе».

— То есть, как я понимаю, вы избрали вариант первый. Тогда будьте любезны, не отвлекаясь на лирику, подробно: что, кому и как вы говорили, каким образом крали чужие идеи, как уничтожали другие проекты. — Она посмотрела на Заварзина. — Прошу, она ваша.

И, отодвинув его с пути, вышла из кабинета.

Тем же манером — спина-струна, подбородок вверх, лицо Снежной Королевы — прошагала назад, в кабинет к Заварзину.

— Туда нельзя! — подскочила его секретарь.

— Сядь! — приказала, не останавливаясь, Инга.

Она взяла лист, который несколько минут назад начальник бросил ей в лицо, стоя написала заявление об увольнении, положила на стол и направилась к выходу, где ее и перехватил Заварзин, войдя в кабинет.

— Не уходи! — Борис ухватил Ингу за руку и потащил за собой. — Надо поговорить!

— Допрос Оксаны закончен?

— Нет, кается Андрею, пишет признание. — Он плюхнулся в кресло, заметил заявление и только теперь смог посмотреть на нее. — Инга, я не знаю, что сказать! Так лохануться!

— Всякое бывает, — обессиленно вздохнула она.

— А если бы ты не уперлась?! — представив возможную перспективу, негодовал он.

— Через год максимум ты бы на ней женился, такие девочки на полпути не останавливаются, — разъяснила «если бы» Инга.

— Ну, прости ты меня! — покаялся он. — Сама знаешь, у меня сейчас такая запара!

— Борис, у меня точно такая же запара! У нас с тобой она одна на двоих, если ты не помнишь! — высказалась наконец Инга. — У меня к тому же развод не самый легкий и разборки с мужем! Но если бы мне прислали нечто подобное и нашептывали всякие мерзости про тебя, я бы ничему ни на секунду не поверила! Даже сомнениями не баловалась бы! И выяснять сразу начала бы, кто и зачем гадит в доме!

— Ну, сглупил, признаю! Мой косяк! Но ты бы слышала, какой мне скандал вчера Ольга закатила!

— Ладно, — Инге стало и противно, и неинтересно, — все это уже вчерашний день, омытые камни. Подпиши заявление.

— Да ну, ты же не уйдешь? — не поверил он.

— Мы не сможем вместе работать, Борис. Ты будешь постоянно помнить, как чуть не подставился, как обложил меня, и я стану каждодневным напоминанием о том, что хочется поскорей забыть. Я с огромной радостью отдавала свои способности тебе и фирме, потому что ты был надежным тылом, классным руководителем и партнером. Я не смогу тебе больше так доверять. Прости.

— Давай напьемся, Исла! — предложил он, от безнадеги скорее.

— Это уже ничего не изменит, — вздохнула Инга, словно вагоны разгружала, так напереживалась.

— Не изменит, но скотство житейское притушит! Я вот думаю, что заявление твое хочу подписать, а не могу, на тебе ведь большая часть клиентской базы. Получается, что я тебя сегодня уже второй раз предаю.

Она отмахнулась от всего сразу: и от предательств, и от откровений его, теперь уже запоздавших.

— Значит, уйду без клиентской базы. Новую наработаю.

— Ты? — спросил он грустно. — Ты наработаешь. Факт. Куда пойдешь? Ведь тебе одна дорога: к конкурентам, ты же в строймонтаж не двинешь. Тебя уже сколько раз пытались переманить? Три? — и сам себе ответил: — Три. Перекупали, старались, а ты отмахивалась и внимания не обращала.

Она усмехнулась невесело — поздненько ты соображать начал, господин Заварзин, мог бы на пару часиков раньше об этом вспомнить. Борис заценил ее усмешку, понял. Подобрался, став вновь жестким, волевым бизнесменом.

— Я тебя отпущу, Инга. Ты права, нам трудно будет дальше работать. Передашь Коле дела-проекты, клиентов мне лично. Заплачу за три месяца и премиальные. И пристроить тебя помогу, пущу среди цветочников слушок, что боюсь, как бы не ушла, вроде намекала. Пусть они посоревнуются за тебя, зарплаты и бонусы побольше предложат. Да и ты выбирать сможешь.

Ну, понятно — горячий привет! Отступные за оказанное неудобство и ошибку, более ни на что не рассчитывай. Вот так, почти буднично, по-семейному — развод после скандала на кухне. Ну что ж, спасибо и за малое. По-хорошему, он не должен бы так ее отпускать — она слишком досконально была в курсе всех дел, секретов и особенностей конторы, чтобы переходить к конкурентам. Но Борис демонстрировал сейчас этим своим «помогу» уверенность в том, что она его не продаст.

Кстати, считай, подарок большой, что можно так спокойно, достойно уйти.

Знаете ли, законы бизнеса ведь еще никто не отменял. И дикий рынок тоже.

— Спасибо, — поблагодарила она, — пойду дела передавать.

Борис лишь махнул рукой, перебирая бумаги на столе, и, только когда она взялась за ручку двери, сказал по-человечески искренне:

— Жаль. Ужасно жаль, Инга!

— Да, — согласилась она, — ужасно.

— Вы сильно переживали? — спросил Стрельцов.

— Знаете, нет, — вспоминала она. — Конечно, первые дни, пока сдавала дела, во мне все кипело от обиды. Но я перешла в ту фирму, которая мне нравилась своими идеями, направлением, и работаю с удовольствием в ней уже пять лет. У нас гораздо больший спектр интересов и производство свое, цветы от луговых до экзотических выращиваем, да и в должности, и в деньгах я выиграла. И надо признаться, мне здесь лучше, чем на предыдущей работе, больше возможностей для роста и творчества. Да и урок я получила на всю жизнь: дистанцироваться как от начальства, так и от подчиненных, никаких дружб задушевных, это только мешает и усложняет работу.

— А что с бывшей фирмой? — все спрашивал с интересом Стрельцов.

— Работает. Но без особого роста, почти на тех же позициях, что и пять лет назад. То есть, как ни странно, можно считать, что мне очень повезло, моя-то фирма за эти годы поднялась и развилась значимо и уверенно, вошла в тройку крупнейших.

— А барышня та, Оксана?

— Не знаю. В цветочном деле ее нет, по крайней мере, в тех фирмах, которые мне известны. Но такие девочки, как вы понимаете, никогда не пропадут и жизнь свою устроят по лучшему раскладу. Не удивлюсь, если она в Рублевском гетто королевствует.

— Да уж, такой ярко выраженный типаж, — поддержал Игнат и вдруг опомнился: — Инга, вы ж, наверное, спать хотите, время-то уж позднее?

— Да нет, — прислушавшись к своим ощущениям, поняла она. — Я сова по натуре. Люблю ночами работать, читать. Вот с ранним подъемом у меня полная беда, можно сказать, ежеутренняя пытка. Это вам, Игнат, спать необходимо, вы же намучились как, да и напереживались.

Обменялись они этикетными поклонами в вербальном исполнении, выказывая обоюдную учтивую заботу.