Инна Туголукова - Кризис среднего возраста

А вторая подружка, Вера, оказалась классическим синим чулком — с книжкой не расставалась, на шутки не реагировала, намеков не понимала и даже на пляже, на речке Пехорке, сидела в сарафане, грызла карандаш, уставившись поверх голов в туманную даль, — готовилась к выпускным экзаменам. То есть совершенно не подпадала под нынешнее Лешкино состояние и настроение. Оставалась Зойка.

Хотя, видит Бог, Алешка и в мыслях не допускал осаждать эту крепость по всем правилам боевого искусства, а тем более брать ее штурмом. Она сама распахнула ворота и призвала его на царство. И Алексей не заставил просить себя дважды. А кто бы в этом сомневался, хотелось бы посмотреть.

Неизвестно, сколько еще времени тянулась бы эта ненужная ему связь, но однажды летним солнечным утром, протиснувшись в битком набитый автобус, Алексей увидел Веру. На сей раз она не читала, хотя и держала в руках книгу. Смотрела в окно, сердито хмурилась каким-то своим мыслям и то и дело поглядывала на часики. Видно, куда-то спешила и уже опаздывала. Автобус катился по городу, а он рассматривал ее короткие, высветленные перышками волосы, длинноватый любопытный нос, нервно прикушенную губу и думал, кого же она ему напоминает? Кого-то очень знакомого, не единожды виденного. И вдруг понял! Господи, ну конечно! Она же вылитая Каркуша — взъерошенная деловая ворона из передачи «Спокойной ночи, малыши!». И это неожиданное открытие умилило его до чрезвычайности и даже наполнило какой-то непонятной, глубокой нежностью. Ну не чушь?

Чушь или не чушь, а только, сойдя у станции «Отдых», поехал он не к приятелю в Кратово, как собирался, а ломанулся вслед за ней в электричку и направился в прямо противоположную от Кратова сторону, то бишь в Москву.

Он шел за ней до Университета на Ленинских горах, до юридического факультета, где у нее была какая-то консультация для абитуриентов. А через два часа встретил на выходе и театрально изумился столь невероятному происшествию. И предложил отметить в кафе-мороженое сие неожиданное совпадение во времени и пространстве. И сам над собой посмеивался и недоумевал — что же это за блажь такая необъяснимая на него накатила?

Любовь нагрянула нечаянно и нежданно, вечера стали удивительно хороши, и проводить их отныне хотелось исключительно с Верой. Но серьезная девушка Вера обескуражила Алексея своими твердыми принципами.

— Во-первых, — сказала она, — я никогда не предам свою подругу. А во-вторых, самое главное для нас сегодня — правильно определить приоритеты: сначала закончить вуз и получить профессию, а уж потом думать о… разных глупостях.

Он напрягся в ожидании третьего, судьбоносного пункта, которого не последовало. И тогда Лешка спросил напрямую:

— Но я-то тебе нравлюсь?

— Нравишься, — не стала лукавить Вера. — Но это не имеет ровным счетом никакого значения. Это не важно…

Однако для Лешки важным было именно это, и он, окрыленный надеждой, отправился к Зое, чтобы сказать ей последнее «прости».

— Зойка, ты хорошая девчонка. Но не моя, — огорошил он ее прямо с порога.

И Зойкина расцветшая было улыбка застыла трагической маской.

— И ты тут совершенно ни при чем, — несло Алексея. — Ты, главное, на меня не обижайся. Я ведь тебе ничего не обещал, правильно? И заметь, сам пришел и честно во всем признался, не темнил, не обманывал.

Слова, как мячики, отскакивали от висков, безуспешно пытаясь пробиться к ее сознанию.

— Ну что ты смотришь? В чем трагедия? Я тебя силком в койку не тащил. И вообще, ты сама эту кашу заварила, скажешь, нет? Чего молчишь? Вон за тобой чувак ухлестывает, как его там? Артем? А тебе он по барабану. Вот и у меня такая же история, один в один. Ну, еще бы пару месяцев мы с тобой погуляли — все равно бы расстались. Так чего резину-то зря тянуть? А насильно мил не будешь, сама понимаешь.

— Зачем же ты это сделал? — спросила она непослушными губами.

— Это сделали мы, — поправил Алексей.

— Уходи, — сказала Зоя и, только когда за ним захлопнулась дверь, позволила себе заплакать. Сначала беззвучно, содрогаясь всем телом, а потом громко, отчаянно, навзрыд.

Господи, как больно! Ее первая любовь, первый мужчина! Но ведь первый не значит единственный? Это всего лишь порядковый номер. Ей же только семнадцать. Все еще будет…

Самое обидное, что ушел он не к какой-то там неизвестной разлучнице, а к ее же собственной подруге. А чем та лучше, зараза? Чем? Хотя, с другой стороны, разве Верка виновата, что этот козел в нее влюбился? Нет, конечно. Правда, ей, Зое, от этого не легче, а, наоборот, еще тяжелее. Потому что она к нему и душой и телом, а Верка его даже не любит.

А может, дело именно в этом? «Что нам дано, то не влечет», и манят совсем другие, не покоренные еще вершины? Может, это гораздо лучше, когда любишь не ты, а тебя? Надежнее, спокойнее и вернее? Когда ты здоров, а не болен. Хозяин, а не раб. Свободный человек, а не пленник. Дарить ведь гораздо приятнее, чем получать. Или нет? Хотя что за радость — жаться к ногам повизгивающей собачонкой и ждать, когда тебя приласкают?

И что это вообще такое — любовь? Да ничего! Пустой звук, химера! Просто ты живешь с человеком, который тебя устраивает, до тех пор, пока не появится другой, который устраивает тебя еще больше, — и ты меняешь партнера. Сильные чувства, острые ощущения, прелесть новизны против привычки, раздражения и усталости — что победит? Чувство долга? «Мы в ответе за тех, кого приручили»? Да плевать мы на них хотели! У нас новая жизнь, новое сумасшедшее счастье! Мы про вас и думать-то забыли со всеми вашими слезами и надеждами. Утритесь и не путайтесь под ногами!

Вот и она поменяет партнера. Лешку на Артема. Пускай увидит, как быстро она утешилась. Нет, не так! Пускай узнает, что она вообще не огорчилась! Совсем! Нисколечко! Теперь она станет царицей бала, а Артем пусть скажет спасибо и будет счастлив.

Зоя позвонила ему в тот же вечер, предложила прогуляться, отдохнуть от зубрежки — приближался август, вступительные экзамены, он готовился в МГИМО, она в педагогический.

Артем насчет Зои не обольщался, но не раздумывал ни секунды — главное, ввязаться в драку, а там будет видно. Эйфория была велика, учебники заброшены и дело запахло керосином, но тут вмешался отец, мудрый человек. Не стыдил, не ругался — понимал, что результат окажется прямо противоположным ожидаемому. Нарисовал простую схему: институт, девушка Зоя, автомобиль «Жигули» или армия, старшина Пидоренко, боевая машина пехоты. Артем был парень расчетливый — дважды рисовать не пришлось. А для поступления в вуз появился дополнительный мощный стимул, сильнее которого не сыскать, — разделенная, как ему теперь казалось, любовь.