Диана Машкова - Парижский шлейф

– Но…

– Вон! – Настя не закричала, она процедила это слово сквозь зубы так, что даже Ивану, который стоял за ее спиной, стало страшно. Непроизвольно он отдернул руку.

Олег выскочил из дверей со скоростью урагана. А Настя не выдержала – снова уронила голову в ладони и разревелась.

Господи, какая дура! Зачем надо было говорить о своих намерениях честно? Кто ее за язык-то тянул? Нет ведь, как только добилась согласия Лиды, Верочки и Валерия Ильича, сразу же поставила через Олега в известность и коллектив. А они не стали мешкать – за все ей отомстили, зная, что не будет Анастасия Петровна разыскивать и призывать к ответу сразу тридцать девять человек. Не станет связываться с милицией. Спустит на тормозах. Идиотка! Еще вчера у нее был бизнес, который стоил приличных денег. На них можно было сделать Ванечке блестящую карьеру. А теперь? Она нищая. Ничего, кроме квартиры на Тверской, у нее нет.

– Настя, – она почувствовала, как Иван сел рядом прямо на грязный пол и прижался к ее ногам, – а почему ты не познакомишь меня со своими родителями?

От удивления Настя даже перестала плакать и посмотрела на Ивана красными от слез глазами.

– Мы толком не общаемся.

– Давно?

– Восемь лет.

– Зря ты так, – он покачал головой, – если б мои папа с мамой были живы, я бы сделал все, чтобы с ними не ссориться.

– Ваня, это не я ссорилась, а они, понимаешь? – На мгновение Настя даже забыла о клубе, о разгроме.

– Из-за чего?

Настя тяжело вздохнула и посмотрела в потолок.

– Ты действительно хочешь знать?

– Рассказывай, – Иван поднялся с пола, сел с ней рядом и обнял ее за плечи.

– Это долго.

Настя испугалась: сейчас ей придется выложить все – ему она не может соврать. Да и хватит уже тянуть с признанием. Как там говорят: «Пришла беда – отворяй ворота»? Пусть уж все сразу. Она только что потеряла свой бизнес, видимо, предстоит расстаться и с любимым человеком.

– Рассказывай, – он прижал ее сильней, и объятие было таким согревающим, таким надежным, что Настя сдалась.

Она рассказала обо всех: о Николае, о Сергеиче, о Стасе, обо всем – о коттедже в лесу, о Париже, о Москве. Она говорила долго, Иван слушал внимательно, не перебивал и не ослаблял своих объятий. Настя рассказывала подробно, в деталях, – особенно о Николае. Единственное, о чем язык не повернулся сказать, так это о том, что он был Ваниным отцом. Просто решимости не хватало произнести это вслух.

Наконец она замолчала. В тишине разгромленного пространства повисла долгая пауза.

– Ты сказала, Николай был похож на меня? Настя медленно кивнула.

– Он застрелился? – Да.

– Послушай, – Иван взял теплыми ладонями ее лицо, повернул к себе и шепотом произнес прямо ей в губы: – Дети должны исправлять ошибки родителей.

– О чем ты говоришь? – сердце забилось испуганно, часто-часто.

– Я все понял, не надо, – он сильно прижал ее к себе, – я хочу исправить. И ты постарайся. Помирись с родителями, Настя.

– Зачем?!

Он посмотрел ей в глаза, улыбнулся.

– Чтобы я мог просить у них твоей руки.

– А что мы будем делать вот с этим? – Настя наконец очнулась от долгого, счастливого, со слезами пополам, поцелуя и обвела разграбленный зал рукой.

– Откроем литературное кафе, – Иван не задумался ни на секунду, – даже название менять не надо. Наконец-то простые люди узнают, что это за «Les Fleurs du Mai» такие.

– Но тут все нужно переделывать – от и до! У меня ни на рабочих, ни на материалы денег нет. А еще аренда, новые сотрудники.

– Насть, – Иван укоризненно на нее взглянул, – ну ты же знаешь: вместе мы справимся. Рабочих я тебе найду – договоримся со Степаном Семеновичем, у него старшеклассники все лето без дела сидят. На материалы и аренду… Давай попытаемся поговорить с акционерами…

– Нет, – Настя отрицательно покачала головой, – они не поймут.

– Пока не попытаешься, не узнаешь, – Иван пожал плечами. – Еще квартиру сдадим, мою или твою, какая дороже. Все равно ведь поженимся, зачем на два дома жить?

– Подожди-подожди, – Настя прикрыла ему ладонью рот, разговор о свадьбе был таким невероятным, что в голове не укладывалось, – ты лучше расскажи мне про новый клуб. Что это за кафе будет такое?

– Это, – он отнял ее руку от своих губ, поцеловал, – будет волшебное место: везде книги на полках, каждый вечер выступают поэты, раз в неделю день «молодого писателя». Ты знаешь, сколько талантливых ребят, а никуда пробиться не могут? Я тебе только из нашего детского дома человек десять юных гениев приведу. Насть?

– Что?

Она слушала и улыбалась его юности, его наивности и постепенно начинала разделять эту глупую веру в невозможный успех.

Да знала она, знала, что никому сегодня не нужны никакие литературные кафе, что все вокруг хотят секса, денег, наркотиков… Или это все-таки глупые клише и мы думаем о себе гораздо хуже, чем мы есть? Намеренно пускаемся в разные непотребства, глотаем пропаганду богатого и беззаботного образа жизни в рекламе, в книгах и в СМИ? А потом полагаем, что сами додумались стать проститутками, идти к цели, не задумываясь о средствах. Нет! Есть же Иван, есть похожие на него. Черт с ними, с деньгами, может, и стоит сделать что-то нужное для души!

– Только давай, – он осторожно вздохнул, словно боялся, что Настя сразу ему откажет, – будем воспитанников из детских домов на работу брать. В смысле, выпускников. Понимаешь, им сложно устроиться в жизни, а тут будет привычный хороший коллектив, жизнь интересная. Ты знаешь, они трудолюбивые, но не всем же дано академиками стать: кто-то любит работу повара, официанта, кто-то пишет хорошо и хочет для людей почитать. Создадим клубы по интересам, наверху небольшие обеденные залы сделаем, внизу большой зал – со сценой…

– Хорошо, – Настя смотрела на него и улыбалась. Да какая, к черту, разница, смогут они раскрутиться с этим его литературным кафе или нет. Она понимала, что Иван уже видит новые залы, уже встречает первых гостей, уже читает на сцене свои стихи. И ей нравилось то, что он видит, потому что это делало его счастливым. А значит, и ее.

– Что – хорошо? – спросил он, насторожившись.

– Я согласна, – Настя рассмеялась, вспомнив о своих клиентках, – вот дамочки-то мои удивятся, когда заглянут на огонек. Я им позвоню, расскажу, что месяца через три откроемся после разгрома. И с новой концепцией.

Они оба хохотали добрых пять минут. Смеялись, и голоса эхом разносились по пустым разбитым залам, которых ждало новое рождение.

Пусть, пусть у «Цветов зла» будет вторая, подаренная любовью, жизнь!

Разврат (фр.).

Разврат и Смерть – родные две сестры (фр.).