Ирина Мазаева - Ласты на каблуках

Официантка стояла у барной стойки с видом человека, мучительно сосредоточенного на разрешении сложного философского вопроса. Рядом на большом блюде скучали устрицы.

– Подойдите, пожалуйста, – уверенно сказала Лизочка.

Официантка подняла правую бровь.

– Подойдите ко мне, – настойчиво сказала Лизочка.

Официантка бровь опустила и медленно отлепилась от стойки.

– Почему она не разговаривает? – капризно протянула Лизочка.

– А вы думаете, она с первым встречным разговаривать будет?

И оставила Лизочку тет-а-тет с неразговорчивой рыбой.

Лизочка в задумчивости налила себе и залпом опустошила еще бокал. В голове неожиданно помутнело, и ее стало неудержимо клонить к столу да так, что Лизочке пришлось опереть лицо на руки.

– Плохо? – участливо спросила рыба мужским голосом. Это оказался самец.

– Мне кажется, я пьяна, – честно сказала Лизочка – врать рыбе ей было неудобно.

– А это опять вы... – удивленно-радостно протянула рыба.

– Мы с вами встречались? – в свою очередь, удивилась Лизочка, по-прежнему не поднимая головы. – Хотя все может быть, вы все для меня на одно... лицо, морду...

– Да что с вами происходит?! – громко сказали рядом уже совершенно другим голосом.

Лизочка вскинула голову и увидела перед собой все того же мужика из «жигуленка».

– Я не умею любить. Я наступаю на одни и те же грабли. Я воспринимаю себя как вещь. У меня нет денег, – сформулировала Лизочка свои проблемы.

– И при этом вы сидите в ресторане. Чем собираетесь расплачиваться? – Мужик среагировал только на последнее замечание.

– Не знаю...

– Понятно. Официантка, примите заказ. – Мужчина быстро что-то надиктовал. – Вам нужно хорошо поесть. И перестаньте тянуться за бутылкой. Вам уже хватит.

– Что вы заказали? Говяжье из Калопы? Калопа – это рядом с Анапой?

– Я заказал говяжьи эскалопы – это два слова. А что за рыбу вы заказали? Почему вы ее не едите?

– Это говорящая рыба, – прошептала Лизочка, с детства наученная, что про присутствующих нельзя говорить в третьем лице. – Правда, она долго не хотела со мной разговаривать.

– А о чем вы ее спрашивали?

– Я ее тыкала вилкой под ребра.

– Да вы садистка.

Лизочка покраснела.

Принесли эскалопы с гарниром, хлеб, аджику и ткемали.

– Меня, кстати, Владимиром зовут, – представился мужчина.

– А меня Лизочкой. Меня садисткой обозвали, а сами на нее – с ножом.

– А вы ее с собой взять хотите в качестве подружки?

– Знаете, – Лизочка снова перешла на шепот, – мне кажется, мы говорим ерунду.

– Вам это часто кажется? – Владимир тоже перешел на шепот.

– Сегодня – в первый раз.

– А мне вот в последнее время постоянно. Мне кажется, я говорю ерунду, окружающие говорят ерунду, в телевизоре говорят ерунду...

– Да? – удивилась Лизочка и задумалась. – Не-е... Если сравнивать с телевизором, то мы говорим хорошую ерунду. Знаете, а давайте всегда говорить ерунду? – пока Владимир отвлекался на поиски салфеток, она успела выпить еще бокал, на что он печально вздохнул и принес еще бутылку. – Мне так надоело говорить все время что-то умное. Все время быть умной. Все время доказывать всем, что я – умная. Как вкусно это, как его, из Калопы...

– Давайте оставим ерунду на потом. Расскажите мне сначала поподробнее, почему вы без денег.

Лизочка, всегда видевшая в первую очередь внешнюю сторону вещей, на сей раз почему-то не стала о ней говорить. Вместо длинного слезливого рассказа про Борюсика и ограбление, она поведала Владимиру про дольмены, абхазца, лошадь и cтранствующего учителя.

– Он мне сказал, я сама виновата – я не умею общаться с граблями и не хочу этому учиться... – хныкала Лизочка на плече у нового знакомого.

– И часто вам приходится общаться с граблями в Москве?

– Постоянно... И еще он мне рассказал, что я воспринимаю себя как товар. А я ведь, и правда, воспринимаю себя как товар. Я – вещь. Я просто красивая и удобная в использовании вещь. – И Лизочка разразилась уже настоящим водопадом слез. – А я хочу чувствовать себя человеком! Я хочу быть сама собой!

– Хотите чувствовать себя человеком – чувствуйте. Кто вам мешает? Вещи, даже самые красивые, не разговаривают с рыбами, не уплетают за один раз три порции эскалопов, не плачут так трогательно на плече и так остроумно не сравнивают мужчин с граблями.

– Я съела три порции эскалопов?! – У Лизочки даже слезы высохли, и она всей своей сущностью прочувствовала парочку стремительно прибавляющихся к ее телу килограммов. – О ужас! Моя диета! Моя фигура!

– Три порции эскалопов и вторая бутылка вина. Вещи, кстати, не напиваются.

– Вы не смотрите на меня как на вещь? – Лизочка попыталась заглянуть новому собеседнику в глаза, но едва она отлепилась от его плеча, как чуть не навернулась с пластмассового стульчика.

Владимир вовремя успел ее подхватить.

– Я смотрю на вас как на красивую молодую женщину, попавшую в сложную жизненную ситуацию. И я готов вам помочь.

– Доверься ему, – сказала рыба, которую, как казалось Лизочке, они уже давно съели. – Это хороший человек.

– Ты уверен?

– Конечно. Это ты полна своими стереотипами, шаблонами и правилами и не в состоянии отличить хорошего человека от плохого. А мы, рыбы, пусты. В нас только вода. Поэтому мы все знаем.

– Почему сегодня все пытаются учить меня жизни?! – воскликнула Лизочка.

Она хотела было сказать что-то еще, но мир плавно закружился вокруг нее. Ей показалось, что вслед за говорящей рыбой, ее засасывает в огромную воронку, глубоко под воду, откуда все видится ясно и отчетливо...

Лизочка очнулась и, не открывая глаз, потянулась. Ей вдруг показалось, что все это – Борюсик, Туапсе, кража, абхазец, лошадь, странствующий учитель, говорящая рыба – были только сном. Не более чем страшным сном. А сейчас можно было потянуться еще раз, открыть глаза и обнаружить себя дома, в Москве, в своей родной и привычной квартирке, в удобной кроватке с ортопедическим матрасом. Пойти в душ, взять с полки гель с ароматом ванили. Смыть с себя все переживания. А потом позвонить кому-нибудь из подруг и посмеяться над нелепым сном.

Лизочка счастливо улыбнулась предстоящей перспективе.

Рядом раздался чей-то храп. Лизочка уже с некоторыми сомнениями открыла глаза...

Над головой был потолок. Но не ее, Лизочкин, навесной нежно-голубой потолок, а какой-то грязно-белый. Укрыта же Лизочка была не ее любимыми черными шелковыми простынями и даже не нежно-персиковыми льняными, нет. Чьей-то белой в мелкий цветочек ситцевой и, как Лизочке в ужасе почудилось, не вполне свежей. Более того, Лизочка лежала в постели не одна.