Ирина Мазаева - Ласты на каблуках

И говорили, говорили, говорили. И спорили, конечно, и ссорились, и обижались друг на друга, но всегда мирились. Их отношения совсем не были ни идеальными, ни безупречными, ни эталонными. Это были обычные человеческие отношения, разве что очень душевные. Двое суток, которые им пришлось провести порознь, многому научили их. Это понимали и Лизочка, и Борюсик.

Лизочка часами лежала на палубе или на пляже, где они бросали якорь, загорала и думала, думала. Все время она о чем-то думала, анализировала, взвешивала, но уже без своей привычной маркетинговой терминологии, а какими-то более гуманными понятиями, по-другому. А Борюсик сидел рядом с ней в тени и что-то читал. А иногда она замечала, что он давно уже сидит с раскрытым журналом на одной и той же странице и просто смотрит на море.

Они много и бесстрашно плавали. Оказалось, что Борюсик – хороший пловец. Лизочка же очень быстро уставала. И тогда он подплывал к ней, она хваталась за него и отдыхала, обнимая его за плечи и прижимаясь к нему.

Борюсик умел плавать, не работая руками – только ногами и корпусом. И они заплывали далеко-далеко, держась за руки: Борюсик плыл и держал Лизочку за руку, помогая ей держаться на воде. Волны качали их, солнце светило, ветерок обдувал лица. Лизочка смотрела на Борюсика, на бесконечные водные просторы и даже иногда, прищурясь, на солнце. Они плыли, держась за руки, и она была счастлива. И уже не размышляла романтично это или нет.

Потом катали на яхте Владимира с супругой, а потом Динку, неожиданно нагрянувшую с каким-то своим бойфрендом. И все с удивлением разглядывали их: Лизочку и Борюсика.

– Как-то по-особенному хорошо тут у вас... – однажды протянула Динка, когда они оказались с Лизочкой наедине. – И дело не в яхте, море, юге. Это, конечно, все замечательно. Кругом удивительно красиво. Но и не в этом дело. И мне, и Яшке моему, и тем вашим знакомым хорошо не от этого. От вас с Борюсиком исходит какое-то особое умиротворение. Помнишь, мы с тобой разговаривали в Москве? Ты вроде бы тогда была счастливой, рассказывала мне про своего Борюсика, гордилась... Не им – собой. Такая была – самая крутая, победительница, порвала всех, как Бобик грелку... не знаю, как это сказать. Загордившаяся была. Неприятная. А сейчас такая спокойная, расслабленная, домашняя... – Динка еще раз внимательно вгляделась в сестру. – Умиротворенная, счастливая. Какая-то простая. Настоящая! Вот!

– Настоящая? – не веря своим ушам, переспросила Лизочка.

– Настоящая, живая, красивая, добрая...

– Я так люблю его...

– И он тебя любит. Это заметно.

– И тебя люблю, и Яшку твоего, и всех люблю. Так хочется, чтобы это состояние не проходило.

– Оно пройдет, конечно, – отмахнулась Динка от Лизочкиных излияний, – но теперь ты, по крайней мере, знаешь, что и как бывает. И тебе есть к чему стремиться. Проблема не в том, чтобы не терять это состояние, а чтобы научиться его находить.

– И опять ты меня учишь! – рассмеялась Лизочка. – Ты все такая же.

– Я же люблю тебя и беспокоюсь о тебе, – пожала плечами Динка.

А потом отпуск кончился.

– С одной стороны, грустно возвращаться домой, грустно, что сказка кончилась, но с другой... – Лизочка не нашлась, что сказать по поводу другой стороны.

Они ехали в лифте ее родного дома с лизочкиными сумками, в одной из которых, само собой, еще в Туапсе, нашелся ключ от квартиры.

– Почему сказка кончилась? – спросил Борюсик. – Сказка только еще начинается... – и замялся.

Они вышли из лифта, подошли к ее двери.

– Лиза... я давно тебе хотел сказать... – волнуясь, начал он, поставил на пол сумки и стал рыться в карманах. – ...Лиза, я...

Лизочка заволновалась, сама еще не понимая отчего.

– Лиза, я больше не могу молчать, – Борюсик справился с волнением. – Лиза, ты... – он протянул ей маленькую коробочку, – ты выйдешь за меня?

Не веря своим глазам, Лизочка открыла ее и залюбовалась золотым колечком с аккуратненьким бриллиантиком – именно таким, о котором она и мечтала.

– Да! Да! Да! – сама не заметив как, она прыгнула к нему на шею, обняла и принялась целовать нос, лоб, уши, губы.

Когда ее губы натолкнулись на губы Борюсика, они слились в долгом поцелуе.

Трясущимися руками, продолжая страстно целовать ее, Борюсик отобрал у Лизочки ключ, пытаясь быстро открыть дверь. Но ключ в замочную скважину не входил...

– Лизочка, тут что-то с ключом... – пришлось ему прервать поцелуй.

У Лизочки голова шла кругом. Она наклонилась к двери, присмотрелась...

– Динка! Скотина!!! Зачем ты замазала замочную скважину!!!

Полчаса они пытались выковырять воск. Стучали, гремели, кричали и смеялись.

Через полчаса в подъезде появилась милиция.

– Что это мы тут шумим?

– Мы дверь открыть не можем, – пояснил Борюсик.

Милиционеры переглянулись.

– А тебе не кажется, что адрес тут какой-то знакомый?

– Кажется. Ориентировочка была, что появится высокий мужчина лет тридцати пяти и начнет высаживать дверь...

– Ведь у вас же нет прописки по этому адресу? – с этими словами милиционеры на глазах у оторопевшей Лизочки ловко заломали Борюсику руки.

– Нет, не надо! – опомнилась она. – Это я на него заявление подавала, но я ошиблась! Это моя квартира! Сейчас я паспорт покажу! – и судорожно начала рыться в сумках.

– Чья квартира – мы разберемся. А вас, гражданочка, просим проследовать с нами.

– Ты на меня заявление подавала? – прохрипел Борюсик, распростертый на полу лицом вниз. – За что?! Как ты могла?!

Лизочка рыдала.

– Я тебя люблю... – рыдала она, – только верь мне...

– Хорошо, милая, я верю... только не сопротивляйся... Там разберемся...

– Ты все еще хочешь на мне жениться? – робко спросила Лизочка, когда их выпустили из отделения.

– Если ты обещаешь больше не писать на меня заявлений, то да!

И они снова стали целоваться.