Инна Туголукова - Собака мордой вниз

– Так что же все-таки случилось? – спросил Гусев, когда все расселись по местам в его кабинете.

– Ну, Арнольд Вячеславович! – всплеснул коротенькими ручками Тапир. – Это же очевидно без слов! Вы только на нее посмотрите!

Гусев жалостливо взглянул на Соню, как будто это маленькая бездомная собачонка с поджатыми в подворотне замерзшими лапками и мордой, опущенной в тщетной надежде найти хоть какой-то кусочек.

– Так! – гневно тряхнула она головой. – Давайте начнем с самого начала. Вчера ночью, когда я принимала душ…

– …его случайно подключили к нефтяной трубе, – саркастически продолжил Тапир. – Судя по вашему виду…

– А что со мной не так? – вскинулась Соня. – У меня выпали брови? Или выросли волосы из ноздрей?

– Соня, – мягко произнес Гусев, – вам надо умыться. Вы можете воспользоваться моим туалетом. Там есть зеркало…

Она сорвалась с места и исчезла за узкой боковой дверью. Из большого зеркала над раковиной на нее смотрело очень сердитое и очень грязное лицо в потеках черной туши.

Интересно, что еще ей оставалось, чтобы уж окончательно опростоволоситься перед Гусевым? Обкакаться в его кабинете? Истечь кровью, испятнав шикарные кожаные стулья? Забиться в эпилептическом припадке?

Но вместо этого она тщательно умылась и снова посмотрела на себя в зеркало. «Мне нравится твое лицо по утрам, – однажды сказал ей Даник. – Такое трогательно незащищенное». Но она сумеет себя защитить. Теперь сумеет.

– Продолжайте, пожалуйста, – кивнул Гусев, когда Соня вновь заняла за столом свое место.

– Я вышла из ванной, и сосед передал, что звонил мой начальник и просил поехать на совещание в Петушках. В девять часов утра.

– И у вас не возникло сомнений?

– Конечно, возникли! Но мне негде было их разрешить – ни одного личного телефона. А работаем мы, как вы знаете, с десяти.

– Вы могли бы обратиться ко мне.

– Могла бы, – согласилась Соня. – И даже подумала об этом. Но сочла неудобным тревожить вас среди ночи. Тем более, окажись это правдой, вам показалась бы странной подобная… активность.

Тапир чутким ухом уловил пикантную подробность – ни одного личного телефона рядовых сотрудников, зато открытый доступ к высшему руководству. Ай-ай-ай, какой прокол! Так вот откуда это нахальство! Надо было немедленно менять тактику.

– Вы, конечно же, понимаете, что я не причастен к подобной глупости?!

Соня выдержала эффектную паузу и, только когда лицо коротышки начало багроветь, задумчиво бросила:

– Хотелось бы верить…

– Но это же легко установить! Достаточно запросить в телефонном узле распечатку! В котором часу вам звонил злоумышленник?

– Между двенадцатью тридцатью и часом ночи.

– Ну вот! Вряд ли в это время ваш телефон разрывался от множества звонков!

– Неплохая идея, – одобрил Гусев и нажал кнопку селектора.

В кабинете нарисовалась стервозная секретарша с блокнотиком, и брошенный ею тревожный взгляд навел Соню на некоторые размышления.

– Направьте в телефонный узел Центрального административного округа официальный запрос за моей подписью о распечатке телефонных звонков в период со вчерашнего вечера по сегодняшнее утро на номер… – повернулся он к Соне.

– Думаю, что номер ей известен, – медленно произнесла Соня, пристально глядя на секретаршу.

– Да мы всего-то хотели пошутить! – вспыхнула та. – Надо быть полной идиоткой, чтобы поверить в такую чушь! Кто же знал, что она потащится в Петушки? А если бы ее отправили в Магадан?

– Все свободны, – прервал Гусев ее излияния. – А вы, Соня, пожалуйста, останьтесь.

– Значит, запрос в телефонный узел отправлять не надо? – осведомилась стервозная секретарша.

– Вы догадливы, – сухо похвалил Арнольд Вячеславович. – Жаль только, плохо воспитаны.

– А в чем дело?

– Я бы на вашем месте извинился.

– А чего теперь извиняться? Вы же меня все равно уволите…

Когда дверь за секретаршей закрылась, Соня спросила:

– Вы действительно ее уволите?

– Конечно. Нужно отвечать за свои поступки. А иначе безнаказанность приведет к новым… шуткам. А вы…

Но конец фразы навсегда остался для Сони маленькой тайной, ибо в этот самый момент предатель-желудок, между прочим, пустой со вчерашнего вечера, так яростно напомнил о своем существовании, что Арнольд Вячеславович невольно рассмеялся:

– Да вы просто человек-оркестр.

– Да я сегодня ничего не ела, – смутилась Соня.

– А ведь я тоже ничего не ел, – осознал вдруг Гусев собственное досадное упущение. – Но это мы сейчас исправим. Приглашаю вас на обед. – Он взглянул на часы. – Хотя это уже, пожалуй, файф-о-клок.

– А как же мы уйдем с работы?

– Легко, – усмехнулся шеф.

– Вы какую кухню предпочитаете? – осведомился Арнольд Вячеславович, придерживая для нее дверь.

– Я? – растерялась Соня. – Сейчас – любую. Первую попавшуюся. Вот, пойдемте в «Шоколадницу»!

– Но там же, наверное, только сладкое?

– Там всякое разное…

Они сели за столик в маленькой уютной кофейне, и к ним тут же подошла официантка. Но Соня даже не заглянула в предложенное меню.

– Мне, пожалуйста, крем-суп из шампиньонов, «Римский» салат, блинчики с малиновым сиропом и зеленый чай «Цветы, вышитые на шелке». И как можно быстрее.

– Полагаюсь на ваш вкус, – присоединился к ней Гусев. – Хотите что-нибудь выпить?

– Я за рулем, – вздохнула Соня.

– Тогда это все, – отпустил он официантку.

За трапезой они почти не разговаривали, а когда подали чай, Гусев спросил:

– Вы любите симфоническую музыку?

– Да, – немедленно соврала Соня. – Конечно.

– Мне прислали пригласительный билет на два лица. В Концертный зал имени Чайковского. Не хотите составить мне компанию?

– С удовольствием.

– Тогда нам следует поторопиться…

К сожалению, отношения с серьезной музыкой у Сони были, мягко говоря, перпендикулярные. Конечно, такие мировые шедевры, как, например, «Аппассионата» Бетховена или «Маленькая ночная серенада» Моцарта, она знала и слушала с наслаждением. Но дальше этого дело, увы, не шло. Наверное, сие была не вина ее, а беда, особенно учитывая благотворное влияние классических произведений на рост удоев, злаков и овощей, а главное, на совершенствование человеческой души и стимуляцию всего организма.

Видит Бог, она пыталась заполнить этот досадный пробел в своем воспитании, образовании и существовании на белом свете, но пробить невидимую стену не могла, хоть ты тресни, хоть умри.

Вот почему, услышав первые ноты «Диалогов с Шостаковичем» Родиона Щедрина, Соня поняла, что ее дело – труба. Она тщетно пыталась обрести гармонию, открыться навстречу волшебству, уплыть в волнах чистого духовного экстаза. Но не было ни гармонии, ни волшебства, ни душевного трепета – только какофония разрозненных, травмирующих слух звуков.