Алина Знаменская - Свидетельница

– Мы с ребятами были на похоронах.

– Да, да, я слышала. Очень печально. Но что поделаешь, это жизнь – одни рождаются, другие умирают.

– Я как раз хотела поговорить с вами насчет Паши Скворцова, – сказала я. – Мальчик теперь в непростой ситуации. Нельзя ли его как-нибудь устроить на лето?

– Конечно, устроим. Сейчас пригласим нашего профорга и прозондируем почву.

Я не переставала удивляться. Честно говоря, я ожидала отповеди. Например, такой:

– Светлана Николаевна! Да у нас девяносто процентов учащихся в таком положении, как ваш Скворцов! А вы требуете ему привилегий.

Я приготовилась к борьбе и запаслась аргументами, а они не понадобились.

Вошла профорг Наташа.

– Наташенька, внесите в список отдыхающих Скворцова Павла на июль – август.

– Санаторий?

– Нет, лучше оздоровительный лагерь, – вмешалась я.

– Ну вот и решили, – расплылась в улыбке Кондратьева, когда Наташа ушла. – Июнь ваш Скворцов пробудет со всеми в пришкольном, а на остальные месяцы поедет в оздоровительный. Там питание отменное, лес, речка…

Я с возрастающим изумлением прислушивалась к тону голоса своей начальницы. Та просто бисером сыпала. А после ухода профорга так и совсем перешла на вкрадчивый и нежный лепет:

– Светлана Николаевна, я тут краем уха слышала, что вы у нас увольняться собрались?

– Кто вам сказал? – опешила я. Первой под мои подозрения попала Анжела. Вот уж не ожидала от нее!

– Да уж сказали… Сорока на хвосте принесла. Так это правда?

Я пожала плечами.

– Вы устали? – Она сделала сочувствующее лицо.

– Очень, – призналась я. – У меня свой ребенок… с проблемами. С ним заниматься нужно много. А после моего класса я прихожу домой как выжатый лимон.

– Прекрасно вас понимаю и сочувствую вам! – подхватила Кондратьева. – К интернату привыкнуть надо, а вы у нас первый год. Вам трудно. Но я наблюдала за вами. И мне очень нравится, как вы работаете.

– Спасибо.

– Дети вас любят, родители. Сегодня вот с утра две ваши бабушки примчались чуть ли не в слезах.

– Зуйко и Шадт? – догадалась я.

– Они.

Значит, не Анжела. Немного легче.

– Бросились в ноги, – щедро расписывала Кондратьева. – «Оставьте нам нашу учительницу, и все тут!»

– Понятно, – вздохнула я. – Не скрою, я думала об этом. У меня такая ситуация в семье непростая… А подруга хорошую работу предлагает.

– Знаете что? – Завуч сочувственно дотронулась до моего плеча. – Давайте мы с вами поступим следующим образом. У нас тут организовалась горящая путевка на море. Очень хорошая путевка, на базу отдыха. Мы с нашим директором сразу решили, что вам она сейчас нужнее, чем остальным. Вот вы с дочкой отдохнете, подлечитесь… А когда вернетесь, тогда и поговорим. По рукам?

Это предложение было полной неожиданностью. Не работа в интернате, в летнем лагере, а поездка на море…

Месяц без готовки и домашних забот?

Предложение показалось очень заманчивым. Завуч победно наблюдала за моим поведением.

– Путевочка горящая, – напомнила она. – Решать надо сразу.

Море, солнце, крабы, корабли… И все это – без Игоря?

От внезапно нахлынувшего чувства тяжелой потери слезы подступили к глазам.

Кондратьева расценила мои слезы по-своему.

– Ну, Светочка, я зову Наташу? Пусть оформляет путевку?

Я смогла только лишь кивнуть.

– Не надо слез, дорогая вы наша! Нужно радоваться! Ведь улыбка – это флаг корабля!

На сборы оставалось меньше недели. Мы с Иришкой бегали по кабинетам поликлиники, заполняя санаторно-курортную карту. А моя мама в это время посещала другие кабинеты, собирая справки, чтобы забрать Карину на лето из интерната. Сама Грошева уже освоилась в нашем доме и с первого дня стала называть моих родителей «мама Лидуся» и «папа Коля».

Лена ради новой работы поступила на курсы бухгалтеров, а Ксюха пропадала в своем офисе, и мы не виделись.

Среди предотъездной билетно-чемоданной суеты я вдруг подумала о Нике. О том, как она лежит в своей белой обезличенной комнате и смотрит в окно. Там, за окном, то появляется, то уходит солнце. Луна показывается то бодрым кругляшом, то ощипанным ломтиком. А в жизни Ники ничего не меняется. У нас всех кадры мелькают быстро-быстро, а у нее только эта заставка в окне. И я, зная об этом, не навещала ее целую вечность!

Накануне отъезда мы с Иришкой отправились к Гориным. В Поле Чудес и лето не такое, как у нас в Простоквашино. Здесь оно гораздо смелее отстаивало свои права.

Лес вдали за коттеджами зеленел особенно ярко, у кого-то на участке жужжала газонокосилка, распространяя в воздухе острый дух свежесрезанной травы. Вдоль заборов алели тюльпаны, сиренево мерцали строгие ирисы. А короткие голубые ели, растущие вдоль тротуаров, источали клейкий молодой аромат.

Оказавшись во дворе Гориных – Черновых, мы с дочерью разделились. Я направилась к квартире Гориных, а она выбрала крыльцо посередине.

– Иришка, нам не туда.

Моя девочка упрямо топнула ножкой и попробовала дотянуться до звонка.

– Да нет же, Ира. К твоей знакомой бабушке мы зайдем в другой раз.

Но бабушка-одуванчик уже заметила нас и, распахнув окно мансарды, махала рукой.

– Я сейчас спущусь! – крикнула она в открытое окно.

– Я вас давно жду, – сообщила бабуля, открыв дверь. – Проходите, гости дорогие.

– Можно, Иришка у вас немного побудет, пока я к Гориным зайду? – нашлась я. Мне не хотелось терять время. – Я должна Нику навестить.

– Конечно, конечно. А Никуша с утра на балконе. Вы дом обойдите и увидите.

Наверное, старушка прочла удивление на моем лице, потому и сочла нужным объяснить:

– Там этот молодой человек. Дворник. Он каждый день к ним ходит. Думаю, это он уговорил девочку подышать свежим воздухом.

– Солодовников?

– Уж не знаю, как там его фамилия, но определенно могу сказать, что это очень хороший человек. И работает хорошо. Теперь у нас кругом чистота. Он нам и газоны стрижет.

Совершенно заинтригованная, я обошла крыло Гориных и вышла на их участок.

По газону ходил Солодовников с газонокосилкой, которая и жужжала, жадно срезая траву.

Наверху, на балконе, возлежала Ника в шляпе от солнца и темных очках.

Эти двое, казалось, не смотрели друг на друга: один – погруженный в работу, другая – наслаждаясь созерцанием.

Я предпочла не нарушать это насыщенное молчание и вернулась на крыльцо. Мне открыла Элла. Выглядела она, как всегда, безупречно. Будто только что из салона. Возможно, так оно и было.

Однако в глазах, в выражении лица проступало что-то новое. Это было сразу заметно. Или, может, я прежде была вообще невнимательна к другим и многого не замечала?

– Вот пришла навестить вас перед отъездом.

– Куда-то уезжаешь?