Мария Федорова - Хороша была Катюша

Катерина не могла сомкнуть глаз. По всему выходило, что ни у кого, кроме Ленки, просить помощи было нельзя, — не может же она всем и каждому рассказывать, что водит жениха за нос! А последний разговор с подругой был ужасным — та наотрез отказалась помочь бедной Кате. Вот ведь зараза…

«Не может быть, чтобы я не смогла ее уломать найти деньги… Или сказать, что нужно какое-то необыкновенное лекарство! Нет, не пойдет — она захочет сама поговорить с врачом. Ленка вечно во все лезет… Придется признаваться, что деньги нужны на взятку, чтобы врач наврал Сереже про беременность. Ну человек же она, в конце концов, должна понять…»

Лена выгружала из сумки бесконечные пакеты и свертки. Тумбочка уже была заставлена фруктами, соками, творожками, мисочками с домашними котлетами и тушеными овощами, кефиром, зефиром… и чего только эта дуреха не натащила! Ей всегда казалось, что в любой трудной ситуации человека надо как следует покормить, пожалеть и спать уложить. Все и пройдет… Катерина охала, вздыхала и изо всех сил думала, как бы поаккуратнее подойти к скользкой теме.

— Леночка, спасибо тебе… Ну что ж ты так беспокоилась? Своим ребятам все забери, я же помню, как твой Лешка зефир любит, а Олечке обязательно нужно сок пить. Ей творожок нужен — она растет. Какая ты счастливая. У тебя вон какие ребята…

Катя грустно вздохнула и отвернулась к стене, стараясь справиться с подступившими рыданиями.

— Катюша, бедная ты моя… — Лена гладила подругу по узкой вздрагивающей спине, у нее самой уже начинало щипать глаза.

— Леночка, у меня такая беда… Не знаю, как сказать Сереже. Он не выдержит. Он так ждал этого ребеночка…

— А ты все-таки забеременела? Ведь ты, кажется, не собиралась. Я думала, у тебя какие-то гинекологические проблемы. Объясни толком, с чем тебя положили в больницу?

— Понимаешь, у меня была задержка. И тошнило по утрам, и голова кружилась. Я была уверена, что забеременела, сказала об этом Сережке. Он так обрадовался — я себе даже представить не могла… Мы сходили к его родителям, он все время говорил, что нам надо купить для малыша, как квартиру переделать или поменять на большую.

— Слушай, может быть, я что-то путаю. Мне помнится, ты говорила, что имитируешь беременность. А рожать не будешь ни за что.

— Да, говорила, глупая была. Не знала сама, что уже залетела. А потом, когда поняла, испугалась — как я могла так говорить… Вот бог меня и наказал…

— Чем наказал?! Кать, да объясни же наконец: что произошло?

— Выкидыш у меня случился… А врач говорит, что беременности никакой не было. Откуда он может знать — была или нет?

— А какая теперь, в конце концов, разница — была или не было? Подлечишься, проверишься как следует и забеременеешь!

— А если Сережа узнает, что беременности не было?! Плакала тогда наша свадьба. Я столько времени этого добивалась. Как дура выплясывала перед ним, с родителями его сюсюкала. Ой, какие пирожки, ой, какая книжка! Ой, какой у вас сыночек замечательный, ой, как я его обожаю.

Подруги были в палате одни, и Катерина разошлась не на шутку. От роли невинной мученицы и страдалицы не осталось и следа. Она сидела на больничной кровати по-турецки. Ее глаза метали молнии, последние слова она почти выкрикивала. Лена смотрела на нее во все глаза… Но тут она перевела взгляд на дверь и невольно вскрикнула. В проеме стоял мужчина, который разглядывал Катерину будто диковинное животное.

Катя обернулась. Она мгновенно все поняла — деньги уже не понадобятся. Не имеет значения, что именно врач скажет Сергею. После того, что Сережа услышал сегодня, назад дороги нет. Неожиданно ей стало жутко смешно. Вспомнился старый анекдот: приходит еврей домой и застает свою жену в постели с любовником. «Сара!!!» Она садится на кровати, вздыхает и грустно говорит: «Ну вот, опять. Упреки, подозрения…»

Сергей всегда умел отвлекаться от любых переживаний на какое-нибудь дело. Особенно помогали самые простые манипуляции — пылесосить, чистить картошку, выбивать ковер. За годы одинокой жизни он привык содержать свой дом в порядке, более-менее устраивать быт, что-то готовить. Но сегодня обычный способ не помогал — ведь нужно было собрать и упаковать Катины вещи, и это никак не способствовало отвлечению от мыслей о Кате…

Выяснялось, что она пустила в его квартире сильные корни. Везде: в кухне, ванной, спальне и гостиной — на каждом шагу попадались ее вещи. Зубная щетка, гель для душа, расческа, пачка прокладок, полотенца, многочисленные баночки с кремами и лосьонами — в ванной он застрял особенно надолго. Складывая всю эту ерунду, необходимую женщине больше, чем вода и воздух, в шуршащий пакет, он прощался со своими мечтами об уютном семейном доме… Нет, лучше жить одному, изредка заводя короткие, ни к чему не обязывающие интрижки. Так честнее — люди сразу знают, что на короткое время их объединила постель, никто не строит никаких планов, не питает иллюзий о светлом будущем. Немного физиологии, короткое удовольствие, опустошенность, которая проходит — и не остается никакого следа. Никаких баночек в его ванной и шелковых алых трусиков в его шкафу. Он соберет все — даже пачка начатых салфеток не должна напоминать ему о том времени, когда Катерина заполнила его жизнь, заставила мечтать и надеяться.

Надежда… Маленький сын у него на руках — крошечный комок новой жизни, который будет расти, познавать мир, радоваться и огорчаться. Будет делать первые шаги, вцепившись пухлыми ручками в сильный папин палец. Откроет книжки, которые сохранила Сережина мама с самого раннего его детства. Будет показывать картинку, где нарисована собачка, и радостно восклицать: «Гав-гав!» Нет, все пустое… Не было и не будет никакого мальчика. И книжки с картинками тридцатилетней давности так и останутся пылиться на антресолях родительской квартиры.

Катерина раздвигала старое кресло-кровать в проходной комнате родной квартиры — в спальне после развода прочно обосновались Светлана с Павликом. Ей предстояло спать в одной комнате с мамой, слушать по ночам скрипение старого дивана и вздохи пожилой женщины, страдающей бессонницей. А по утрам нужно будет занимать очередь в совмещенный санузел, где Пашка уже привык, сидя на унитазе, играть прищепками и зубными щетками. И с надеждами бросить постылую работу секретарши в убогой конторе предстоит расстаться. Опять надо будет считать копейки и экономить изо всех сил, чтобы покупать себе приличные колготки и обувь. Катя не собиралась сдаваться.

Безусловно, какое-то время уйдет на то, чтобы прийти в себя, восстановить форму, зализать раны и почистить перышки. Да и горечь разочарования уйдет не сразу — она настолько была уверена в том, что ее ждет скорая свадьба и безбедная жизнь домохозяйки, что снова тащить лямку работающей одинокой женщины в состоянии свободного поиска будет непросто. Но вот что странно — о Сереже, которого она практически считала своим мужем, Катя почти не вспоминала. Его роль была сугубо функциональной. Она готова была терпеть его присутствие и соблюдать приличия, но не более того. Этот избалованный маменькин сынок так и не пробудил в ней никаких чувств… Оно и лучше. А то пришлось бы еще страдать, мучиться…