Анна Богданова - Юность под залог

– Евгений Саныч! Ну что вы! Поднимитесь, поднимитесь!

– Нет. Пока вы не решите мою судьбу, так и буду стоять тут всю ночь!

– Какой целеустремленный молодой человек, – заметил старикашка, пятясь назад.

– Евгений Саныч! У меня могут быть неприятности... Вы разве этого не понимаете? – тихо проговорила Аврора, безвольно опустив руки.

– Так вы примите мое предложение, и дело с концом! – зациклился Бобиков.

– Но вы ведь знаете: я замужем, – беспокойно озираясь, сказала наша героиня.

– А ну его к черту, этого вашего мужа! Я видел его пару раз – он недостоин такой девушки, как вы! – раздухарился куплетист.

– Так! Ну и что здесь происходит?! – из коридора донесся громкий властный голос главного администратора – Рыжиковой Татьяны Георгиевны – женщины с миловидным интеллигентным лицом, безбожно ругающейся матом. – Оформляетесь, товарищи? – ласковым тоном спросила она группу мужчин, каждый из которых претендовал на Аврорину если уж не руку, то внимание точно. – Я украду у вас Аврору на минутку? Хорошо?

И Аврора последовала за начальницей в кабинет. Как только они остались вдвоем, на нашу героиню обрушился такой поток отборного, изощренного мата, что бедняжка не в силах была в столь «оригинальной» и необычной лексике уловить то зерно, ту суть, которую Татьяна Георгиевна пыталась донести до нее.

– Ты, конечно же, как обычно, ничего не поняла?! – с издевкой спросила начальница, когда ее «ненормативный словарный запас» был полностью исчерпан.

– Нет. Только то, что вы, судя по всему, чем-то недовольны, – пролепетала Аврора.

– Недовольна? – переспросила Рыжикова, со злостью глядя ей прямо в глаза. – Знаешь, когда ты впервые сказала мне эти слова, они здорово позабавили меня. Я даже, кажется, посмеялась. Но теперь мне не смешно! Что ты себе, Метелкина, позволяешь? Что ты о себе возомнила? Между прочим, коллектив и я недовольны твоей работой! Я знаю, чем ты там занимаешься! Все больше хвостом крутишь да с постояльцами романы заводишь! – И тут Рыжикова припомнила ей всех – начиная с куплетиста Бобикова и заканчивая немками сомнительной ориентации, которые под предлогом продажи Авроре красивого нижнего белья рассматривали ее женские прелести. – А эта история с итальянцем?! Думаешь, мне ничего не известно? Думаешь, Татьяна Георгиевна сидит в своем кабинете, как болванка, и не видит ничего?! Не-ет, голубушка, меня не проведешь! Такой скандал учинить с его родителями, мужа зачем-то вызвать! Это ж могло очень плачевно закончиться! И не только для тебя! Пострадала бы безупречная репутация нашей гостиницы! Нашего образцового одиннадцатого этажа! Ведь тогда мог выйти ни больше ни меньше политический скандал! Ну что ты уставилась на меня, как баран на новые ворота? И горничная, как ее... Раиса. И она тоже тобой недовольна! Одним словом, у всех ты тут как бельмо в глазу!

– Да что вы такое говорите-то! Это я романы кручу? – оторопела Аврора.

– Ну не я же! Знаешь, сучка не захочет, кобель не вскочит!

– Да что вы такое говорите-то! – поразившись, повторила Аврора – казалось, кроме этой фразы, она не в состоянии была сказать что-то еще.

– А что вижу, то и говорю! Вон как на работу-то выпендрилась! Разве на службу в таких платьях ходят?! Все, Метелкина, ступай. Работай и знай, что у тебя с сегодняшнего дня испытательный срок. И не дай бог тебе что-нибудь натворить!

– Да что ж вы...

– Все, все! Иди! Устала я от тебя! – рявкнула Рыжикова, демонстративно развернув на столе «шахматку».

Всю смену Аврора находилась словно в тумане, жалея о том, что Гарика нет в Москве – он наверняка посоветовал бы ей что-то путное, разъяснил совершенно непонятную для нее ситуацию.

– Раиса! – окликнула она горничную, когда та проходила мимо нее со стопкой чистого белья.

– Что?

– Я тебя чем-то не устраиваю? – в лоб спросила Аврора, и та на минуту растерялась.

– Откуда ты взяла, Авророчка, – начала было стелиться она.

– У Рыжиковой была.

– А чо это я должна быть тобой довольна! – вдруг ни с того ни с сего базарно закричала Раиса. – Сидишь тут, как королева испанская, подарки собираешь, ничего не делаешь, в ресторанах обедаешь, завтракаешь, ужинаешь, а я, как дура, – вечно с тряпкой или вон с бельем!

– Но я ж половину подарков тебе отдаю! Я не считаюсь! Мне не жаль! Что ж ты клевещешь на меня?! – возмутилась Аврора – она, как и ее отец Владимир Иванович Гаврилов, патологически не выносила несправедливого к себе отношения.

– Ха! Половину! Смех, да и только! При такой непыльной работе, как у тебя, могла бы все отдавать! А то половину! Во хамка-то! – кричала Раиса, будто с цепи сорвавшись.

Да, если б добрый Аврорин друг был сейчас рядом, он, несомненно, объяснил бы ей, что к чему.

Наша наивная героиня за пять лет работы в гостинице даже не подозревала, что весь женский коллектив тихо ненавидит ее, что, была б их воля, они растерзали бы ее не задумываясь, сожгли бы на костре, распяли на кресте, без тени жалости прибив ее к нему гвоздями. И потом, когда Аврора б испустила последний дух, не было бы в их душах ни раскаяния, ни жалости к ней – напротив, они прошли бы мимо и с удовольствием плюнули в ее сторону. Вот какую ярость, злость, чувство вражды испытывали к ней все сотрудницы, за исключением напарницы Златы. А все почему? Ответ на этот вопрос до смешного прост, банален, но одновременно и страшен. Зависть – вот что руководило ими.

Одни завидовали ее молодости. Другие – бесспорному успеху, которым Аврора пользовалась у мужчин. Третьи – ее подаркам, ведь нашей героине презентовали больше, чем кому бы то ни было, паркеровских ручек с золотыми перьями. Четвертые – тому, что у нее уже в двадцать четыре года растет шестилетняя дочь и в наличии имеется очень привлекательный муж, который вдобавок и любит ее до сумасшествия. Но все они, по большому счету, завидовали ее красоте, поскольку, не обладай Аврора такими поистине сногсшибательными внешними данными, вряд ли, по мнению сослуживиц, она имела бы все то, что имела.

– И что в ней мужики находят? – удивлялись одни.

– Действительно, самая обыкновенная девица! – поддерживали их вторые с пеной у рта.

– Да я вообще не знаю, где у них глаза-то, у мужиков?! – возмущались третьи.

Но все они – и первые, и вторые, и четвертые – все без исключения испытывали чувство досады, вызванное необычной, экзотической красотой нашей героини. И всю Аврорину жизнь зависть женщин будет идти рука об руку с ее головокружительным, умопомрачительным успехом у мужчин. Негативное чувство дам, состоящее из протеста (мол, не должно быть таких людей, говорило все их существо, обычно не уточняя, каких это таких людей не должно быть вовсе) и злости на матушку-природу, что одарила отчего-то этакой невероятной привлекательностью не их, а глупую, недостойную девицу, будет сопровождаться безумным восхищением противоположного пола.