Анна Богданова - Нежные годы в рассрочку

– Ир, не поможешь мне с русским? А то Степанида сказала, если я не принесу работу над ошибками без единой ошибки, она отца вызовет! – Рядом с Иркой стоял Мишка Осипов – маленький, белобрысый, курносый, с огромным портфелем (таким несоразмерным с ним самим, что казался больше Осипова). Он громко шмыгнул носом и почесал затылок.

– Ага! Щас! Разбежался! Больно нужно! – прогремела разъярённая Ненашева и пустилась домой.

Много лет спустя она очень пожалела о своём поступке: «Какая я была дура, что не помогла тогда Осипову! Из него бы получился такой хороший муж!» – сокрушалась она. Нельзя, никак нельзя слишком строго судить своих неприметных, скверно учащихся однокашников. Ведь они вырастут, и неизвестно, какими станут! Взять, к примеру, Мишку. Внешность его выровнялась, он подрос и после армии, превратившись в настоящего красавца-блондина, покорителя женских сердец, поступил на торгово-экономический факультет в Плехановский институт. А потом... потом уехал во Францию и по сей день живёт в Париже – он счастлив в браке, у него двое детей, любимая жена и интересная работа. Что ещё нужно для счастья? А ведь как знать? Вполне возможно, на месте его любимой жены могла бы быть Ненашева, удели она ему в тот день час своего драгоценного времени...

– Куда ты меня тащишь?! И почему ты так с Иркой нехорошо поступил? Она моя лучшая подруга! – возмущалась Аврора.

– Зачем она нам нужна? Будет за нами как тень ходить. Какой от неё прок? Встретишься с ней вечером! И вообще, как она тебе в школе-то ещё не надоела? Мне показалось, она такая противная и зануда вдобавок! – заметил Костик.

– Никакая она не зануда! Если ты будешь так отзываться о моих друзьях, я с тобой никуда не пойду! – взорвалась Гаврилова, но в душе понимала, что Жаклинский абсолютно прав насчёт Ненашевой. Какие муки они с Вадиком испытывали, когда Ирка неотступно следовала за ними – и на каток, и в кино, и в кафе – она действительно превратилась в их тень, тень вечно чем-то недовольную, возмущающуюся и бесцеремонную.

– Не буду, – с лёгкостью пообещал Костик и спросил: – Слушай, Арка, а где тут можно построить голубятню?

– Чего?

– Голубятню построить, говорю. Я живу вон в том доме, – и он указал на старое кирпичное здание, – и хочу, чтобы голубятня была поблизости.

– Ну я даже не знаю, – растерялась она. – Пошли, поищем.

И они до вечера прочёсывали улицы, глухие дворики, и, когда снова вернулись к школе, Костик спросил:

– А что там, за оградой?

– Поле. Пустое поле, – ответила Аврора, а Жаклинский, весело присвистнув, предложил пойти посмотреть, что это за поле такое.

– Вот, Арка, смотри, по-моему, тут подходящее место! Вдали от домов, от проводов. Им будет удобно взлетать и приземляться! – радостно воскликнул Костик.

– А тебе разрешат? А ты сам будешь строить? Но ведь это совсем не близко от твоего дома, – сомневалась Аврора.

– Ерунда! Отличное место! И почему это мне не разрешат? Ещё как разрешат. В Саратове-то у меня была голубятня, значит, и тут будет! Как я без голубей? А строить мы будем с тобой вместе: ты будешь сидеть и смотреть, как я буду молотком стучать.

– Где сидеть?

– Я тебе стул принесу! – Похоже, Костик был в восторге от своей идеи. – Начнём завтра. Ты согласна? Арка, а ты голубей любишь?

– Ну... И голубей, и воробьёв, и кошек, и собак, и диких африканских лошадей, – сказала она, вспомнив чучело зебры в Зоологическом музее, хвост которого до сих пор хранился у неё в большой коробке под кроватью.

– Нет. Воробьи такие же противные, как Ненашева, – они хитрые, изворотливые лицемеры. Кошек я тоже не люблю – они хоть и ловят воробьёв, но голубей-то тоже ловят. К собакам я хорошо отношусь. У нас, когда мы в Саратове жили, была дворняжка, она в будке жила.

– Вы приехали сюда и оставили её там одну?

– Как это одну? Собака одна никак не может жить! Она же друг человека! Так и живёт в будке, соседей охраняет. Она наша общая, то есть всего дома, собака. А вот про африканских лошадей я что-то ничего не слышал.

– Так зебру называют.

– А зебр я тоже уважаю! Они красивые, полосатые... Но больше всего я люблю голубей – это самая умная, самая чистая птица! А если б ты знала, как они дружить умеют!

– Голуби? Самые чистые? Моя мама совсем другого мнения, потому что она каждую неделю подоконники за ними моет.

– Ну и что? У людей для таких дел туалеты существуют, а птицы – существа свободные, парят себе в небе, а как свистнешь, они слетаются... А знаешь, какие самые лучшие? – с жаром спросил Костик и, не дав Авроре слова вымолвить, затараторил: – Спортивные! Я как голубятню построю, накоплю денег, куплю. Они такие мощные, с вытянутым туловищем, без всяких там хохолков, воротников... А знаешь почему? – И он опять не дал спутнице и рта раскрыть: – Потому что это всё в полёте мешает. А ведь это не простая птица! Её выпускают за сотни километров от голубятни, и она должна прилететь обратно со скоростью света. Ну, для этого её нужно, конечно, тренировать... Ты представляешь, такой вот спортивный голубь пролетает тысячу километров за тридцать пять часов! Быстрее поезда! Домой возвращается никакой – тоненький, как будто за время полёта растаял! Я хочу крейсерского голубя – они особенно ценятся, потому что летят без посадки... – Костик всё говорил и говорил, то вскрикивая от эмоций, то переходя на шёпот. Шёл восьмой час, на улице было темно, а Жаклинский никак не мог остановиться: голуби – это была его страсть.

Аврора поначалу слушала его рассеянно, не понимая и половины из того, что он хотел до неё донести, потом увлеклась. Она слушала нового знакомого, глядя на него во все глаза, наблюдая, как он, растопырив руки, будто малое дитя, изображающее самолёт, бегает вокруг неё, квохчет, показывает, как голуби клюют и как их нужно поить, и ни на минуту не могла отвлечься, подумать о том, что он за человек, что у него в душе и какие чувства он питает к ней – ведь не просто так он выбрал именно её из всего класса? Авроре из бурного, нескончаемого и такого яркого рассказа о пернатых и так было ясно, что в душе у новенького Костика Жаклинского – голуби. Они у него и в сердце, и в голове, и на языке. Ей даже почудилось на мгновение, что этот рослый голубоглазый мальчик и сам не кто иной, как голубь, который временно превратился в её одноклассника.

– Ой! Без пяти восемь уже! Мне нужно домой! А то мамаша меня убьёт! – опомнилась она, посмотрев на часы с белым бумажным циферблатом под круглым стеклом на чёрном, узеньком, потёртом кожаном ремешке.

– Так быстро?! Постой, я тебя провожу!

– Только не до самого дома! До конца поля, хорошо? – задыхаясь от бега, заявила она.

– Почему?

– У меня брат, да и мама... Они не любят, когда я с мальчиками гуляю. Ругаются.