Кейси Маккуистон - Еще одна станция [litres]

– Да. – На почти позорную секунду мысли Огаст возвращаются к метро и девушке в кожаной куртке. Она сглатывает. – Да, ты права. Все будет хорошо.

Она отводит телефон от лица, чтобы проверить время.

Черт. Перерыв почти закончился.

Ей повезло, что она вообще нашла работу, но не повезло с тем, чтобы хорошо с ней справляться. Она, наверно, была слишком убедительной, когда менеджер Люси позвонила по ее липовому номеру за рекомендациями и попала на одноразовый телефон Огаст. Результат – сразу на работу, никакого обучения, узнавать все по ходу.

– А бекон? – спрашивает мужчина за девятнадцатым столом, когда Огаст ставит перед ним тарелку. Он один из постоянных посетителей, на которых указал Уинфилд в ее первый день, – пожарник на пенсии, который заходит сюда на завтрак каждый день последние двадцать лет. По крайней мере, его хорошего отношения к «Билли» хватит для того, чтобы не обращать внимания на ужасное обслуживание.

– Черт, простите. – Огаст съеживается. – Простите, что сказала «черт».

– Ты забыла это, – говорит голос позади нее с сильным чешским акцентом. Откуда ни возьмись, появляется Люси с беконом и тащит Огаст за руку к кухне.

– Спасибо, – говорит Огаст, морщась от впивающихся в локоть ногтей. – Как ты узнала?

– Я все знаю, – говорит Люси с болтающимся под тусклым освещением ярко-красным конским хвостом. Она отпускает Огаст у бара и возвращается к своему жареному сэндвичу с яйцом и составлению графика на следующую неделю. – Ты должна это помнить.

– Прости, – говорит Огаст. – Ты спасительница. Моя спасительница бекона.

Люси корчит такое лицо, что со своей жидкой подводкой становится похожей на хищную птицу.

– Тебе нравится шутить. А мне нет.

– Извини.

– Извинения мне тоже не нравятся.

Огаст проглатывает еще одно «извини» и поворачивается к кассе, пытаясь вспомнить, как сделать срочный заказ. Она точно забыла оладьи для семнадцатого стола и…

– Джерри! – кричит Люси через кухонное окно. – Картофельные оладьи, быстрее!

– Пошла на хрен, Люси!

Она кричит в ответ что-то на чешском.

– Ты же знаешь, что я не знаю, что это значит!

– Сзади, – предупреждает Уинфилд, проходя мимо с занятыми руками: в левой – черника, в правой – ореховое мороженое. Он наклоняет голову в сторону кухни, размахивая косичками, и говорит: – Она назвала тебя уродливым членом, Джерри.

Джерри, старейший фритюрье в мире, хохочет и кидает на гриль картофельные оладьи. Люси, как узнала Огаст, обладает зрением сверхчеловека и привычкой следить за работой своих подчиненных за кассой с другой стороны барной стойки. Это бы раздражало, если бы она не спасла задницу Огаст дважды за пять минут.

– Ты всегда забываешь, – говорит она, щелкая акриловыми ногтями по клавишам. – Ты ела?

Огаст вспоминает последние шесть часов своей смены. Опрокинула ли она на себя полтарелки блинов? Да. Съела ли она что-то?

– Эм… нет.

– Вот поэтому ты и забываешь. Ты не ешь. – Она хмуро смотрит на Огаст, как огорченная мать, хотя ей не может быть больше двадцати девяти лет.

– Джерри! – кричит Люси.

– Что?

– «Специальный Су»!

– Я тебе уже делал!

– Для Огаст!

– Кого?

– Новенькой!

– А, – говорит он и разбивает на гриль два яйца. – Ладно. – Огаст крутит край фартука между пальцами, глотая «спасибо» до того, как Люси ее придушит.

– Что такое «Специальный Су»?

– Доверься мне, – нетерпеливо говорит Люси. – Ты сможешь выйти на двойную смену в пятницу?

«Специальный Су», как оказалось, – блюдо не из меню: бекон, кленовый сироп, острый соус и жидковатое поджаренное яйцо между двумя ломтиками техасского тоста. И может, дело в Джерри, с его моржовыми усами, намекающими на непостижимую мудрость, и бруклинским акцентом, подтверждающим семь десятилетий сверки внутренних часов со светом над Атлантическим океаном, или в Люси, первом человеке на этой работе, который запомнил имя Огаст и стал заботиться о том, жива она или мертва, или из-за того, что «Билли» – это волшебство, – но это лучший сэндвич, который Огаст ела в своей жизни.

Время почти час ночи, когда Огаст заканчивает смену и направляется домой по многолюдным и живым улицам, освещенным мутным оранжево-коричневым светом. Она обменивает мятый доллар из своих чаевых на апельсин в магазинчике на углу – она уверена, что в последнее время ускоренно движется к цинге.

Она впивается ногтями в кожуру и начинает ее снимать, пока ее мозг услужливо предоставляет информацию: взрослым людям требуется от шестидесяти пяти до девяноста миллиграммов витамина С в день. В одном апельсине содержится пятьдесят один миллиграмм. Не совсем предотвращение цинги, но начало положено.

Она думает об утренней лекции и попытках найти дешевый письменный стол, о том, какой может быть история жизни Люси. О симпатичной девушке из вчерашнего поезда «Кью». Опять. На Огаст сегодня тот красный шарф, тепло и мягко завязанный вокруг ее шеи, как обещание.

Она не то чтобы много думала о Девушке Из Метро – просто она бы проработала пять двойных смен подряд, если бы это означало, что она снова увидит Девушку Из Метро.

Она проходит сквозь розовое свечение неоновой вывески, когда осознает, где она, – на Флэтбуш, напротив обменника. Нико говорил, что тут находится его экстрасенсорная лавка.

Она зажата между ломбардом и парикмахерской, с облупившимися буквами на двери, гласящими: «МИСС АЙВИ». Нико говорит, что владелица – дымящая как паровоз аргентинка по имени Айви, страдающая менопаузой. В магазине нет ничего особенного, просто обшарпанная серая большая дверь с жирными пятнами и невзрачный фасад – то, что можно увидеть в сериале «Закон и порядок». Единственный намек на то, что внутри, – одно окно, на котором расположена неоновая надпись «ЭКСТРАСЕНСОРНЫЕ УСЛУГИ», обвешанная пучками травы и какими-то… ох – это зубы.

Огаст ненавидит такие места, сколько себя помнит.

Ну, почти.

Был один раз – в дни просмотра пиратского «Скажи что-нибудь». Огаст затащила свою маму в крошечную экстрасенсорную лавку во Французском квартале, где каждая лампа была покрыта платком, чтобы освещение в комнате было сумеречным. Она помнит, как положила свой видавший виды карманный ножик между свечами, с трепетом наблюдая за тем, как человек по другую сторону стола читал натальную карту ее матери. Она почти всю жизнь ходила в католическую школу, но это был первый и последний раз, когда она по-настоящему во что-то верила.

– Вы потеряли кого-то очень для вас важного, – сказал экстрасенс ее матери, но это было легко понять. Потом он сказал, что этот человек мертв, и Сюзетт Лэндри решила, что больше не будет ходить к экстрасенсам в этом городе, потому что экстрасенсы полны дерьма. А затем грянул шторм, и долгое время экстрасенсов в городе не было.