Ребекка Серл - Через пять лет

Убрав ладонь с моего плеча, он залпом приканчивает остатки виски.

– Вы великолепный юрист, Данни. Прекрасный друг и очень хороший человек. Так не позволяйте же вашим душевным терзаниям испортить все дело.

Следующим утром я беру машину и отправляюсь в путешествие к Монтана-авеню. Дорога тонет в густом тумане. Похоже, эта сырая хмарь не рассеется раньше полудня, но к тому времени я уже буду высоко в воздухе. Притормозив рядом с кофейней «У Пита», я бросаю машину и неспешным шагом иду по небольшой торговой улочке, тихой и почти безлюдной. Магазины закрыты. Несколько затянутых в лайкру мамаш трещат как сороки, толкая коляски с оторопелыми младенцами. Мимо нас, по направлению к Малибу, проносится группа велосипедистов.

Я убедила себя, что никогда не смогу жить в Лос-Анджелесе. Что этот город для слабаков, которые спасовали перед Нью-Йорком и удрали из него в поисках беззаботной жизни. Переехать сюда – значит отречься от своих слов. Признаться, что я все время лгала: и про то, что Нью-Йорк – лучший город на свете, и про то, что он хорош в любую погоду, даже зимой, и про то, что тащиться с четырьмя нагруженными доверху пакетами с едой под проливным дождем или трескучим градом – ни с чем не сравнимое удовольствие. Переехать сюда – значит во всеуслышание заявить, что я всегда мечтала о собственной машине. Переехать сюда – значит согласиться, что жизнь была, есть и будет легка и прекрасна.

Но сколько же здесь свободного пространства – уму непостижимо. Пожалуй, здесь хватит места не только для кровати, чтобы запихать под нее коробки со сменной одеждой. Пожалуй, здесь хватит места и для ошибок.

Я беру кофе навынос и возвращаюсь в отель. Спрыгиваю с заасфальтированной велосипедной дорожки на песок и спешу к океану. Слева от меня, выделывая кульбиты и кружа друг подле друга, скользят на досках серферы, искусные танцоры великого океанского балета. Оседлав волны, они несутся к берегу.

Я щелкаю камерой.

Пишу «Я люблю тебя». Что тут еще скажешь?

– Белое или кремовое – вот в чем вопрос, – поясняет девушка.

Одна как перст, я торчу посреди свадебного салона «Марк Инграм», а на стеклянном журнальном столике стоит непочатый фужер шампанского.

Мама хотела составить мне компанию, но в последний момент руководство университета созвало секретное совещание, чтобы обсудить щекотливый вопрос с пожертвованиями на следующий учебный год, и она застряла в Филадельфии. Мы договорились, что я скину ей фотографии.

Середина ноября. Белла не разговаривает со мной две недели. В субботу у нее заканчивается второй курс химиотерапии, и Дэвид просит меня ее не беспокоить. Стиснув зубы, я следую его совету. Но какая же это м у ка – не быть рядом с ней. Оставаться в неведении.

Приглашения на свадьбу разосланы, ответы получены. Меню оговорено, цветы заказаны. Остается лишь найти платье, и вот я, в полном одиночестве, кукую в свадебном салоне.

– Как я и сказала, раз времени у вас в обрез, придется довольствоваться готовыми платьями. К сожалению, выбор сейчас небольшой. Вот все, что я могу предложить.

Взмахом руки продавец указывает на три платья, висящие справа от нас: одно кремовое и два белых – и мимолетно смотрит на часы у себя на запястье. Можно подумать, я зря трачу ее время! Ей ведь отлично известно, что деваться мне некуда и без платья я не уйду. Примеряю первое из них.

– По-моему, хорошо, – говорю я, оглядывая себя.

Я никогда не сходила с ума по свадьбам, как другие девчонки. Как Белла, которая постоянно вертелась в моей комнате перед зеркалом, нахлобучив на голову наволочку и принося клятвы в вечной любви своему отражению. Она грезила о свадьбе. Словно воочию представляла свадебное платье, пошитое из шелковой органзы и струящегося каскадом тюля. Длинную кружевную вуаль. Церковь, украшенную белыми каллами, розовощекими пионами и крохотными чайными свечечками. Арфистку. Восторженные и растроганные вздохи при виде нее, Беллы-невесты, плавно выступающей из тени в центральный неф. Гостей, поднимающихся со скамеек. И его – безликого и безымянного незнакомца, заставившего ее поверить, что вся наша Вселенная создана лишь ради ее любви, ради нее одной.

Я же, напротив, чувствовала, что выйду замуж в зрелом возрасте, когда люди твердо знают, что среда – это среда, а никакая не «маленькая пятница». Поэтому ни о чем особенном я не мечтала. Затем я встретила Дэвида и, поняв, что мы подходим друг другу и он именно тот, кого я искала, собралась неспешно перелистывать с ним роман нашей жизни из года в год, за страницей страницу. Но мысль о свадьбе почему-то никогда не всплывала в моем сознании. Как и мысль о подвенечном платье. Да вообрази я хотя бы на миг, что окажусь в этом салоне в подобной ситуации, я постаралась бы «развидеть» этот кошмар как можно скорее.

Особенно это шелковое и кружевное свадебное платье с пуговицами на спине и просторным лифом. Я беспомощно всплескиваю руками. Продавец бодрой рысью подскакивает ко мне и захватывает болтающуюся ткань здоровенной бельевой прищепкой.

– Ушьем, – ободряюще улыбается она мне в зеркало. Глаза ее полны сочувствия. Ну кому взбредет в голову заявиться сюда в одиночестве и купить первое подвернувшееся платье? – Время, конечно, не ждет, но мы все успеем.

– Спасибо.

Слезы застилают глаза. Нет, только не это. Не дай бог она подумает, что я плачу от счастья. Не хватало только ее умилительных повизгиваний да многозначительных взглядов – ах, как же она влюблена. Я быстро поворачиваюсь к ней боком, цежу сквозь зубы:

– Я беру его.

Секундная озадаченность на ее лице сменяется нескрываемой радостью. Она продала платье! Тринадцать минут – и три тысячи долларов как с куста! Она бьет все рекорды. И наверняка думает, что я беременна. Как же иначе?

– Чудесно, – воркует она. – Особенно мне нравится вырез, он так вам идет. Разрешите я сниму с вас мерки?

Она тычет в меня булавками. Измеряет обхват талии, ширину плеч, длину платья.

Когда она наконец-то уходит, я смотрюсь в зеркало: вырез вовсе мне не идет, и слова девушки не более чем грубая лесть. Он непозволительно глубок и лишь выставляет на всеобщее обозрение мои острые ключицы и угловатые плечи. На краткий чудесный миг у меня возникает желание позвонить Дэвиду и отложить свадьбу. Сказать, что мы поженимся через год. Почему нет? Мы снимем «Плазу» или роскошный дворец Уитли в Массачусетсе. Я закажу уникальное платье в модном доме «Оскар де ла Рента»: какой-нибудь затейливый наряд из парчи с узорчатыми цветами. Мы наймем лучшего флориста и великолепный оркестр и закружимся в свадебном танце под Фрэнка Синатру в таинственном мерцающем свете хрустальных люстр, свисающих с расписанного розами потолка. А на медовый месяц мы махнем на Таити или Бора-Бора. Забросим телефоны в бунгало и уплывем на край земли. И будем любоваться звездным небом и пить шампанское. И все десять дней я буду носить только белое. Одно белое. Все дни напролет.