Дж. Макэвой - Малакай и я (ЛП)

— Может, она в раю, где полно мужчин, — пошутил он, и я закатил глаза, но тоже засмеялся.

— Тогда она бы заставила тебя передать мне сообщение. — Зная ее, она бы бросила все, чтобы найти меня, чтобы быть со мной. Как она? Я не хотел, чтобы она грустила. Я не хотел покидать ее, но, по крайней мере, этот цикл закончился. — Все закончилось, Альфред, но я все еще не понимаю. Почему это случилось? За что нас наказывали? У меня так много вопросов. Я думал, со смертью придут и ответы.

— Чтобы получить ответы, нужно сначала задать вопросы, так ведь, Малакай? — ответил он, подходя к скамье, которую я раньше не заметил. Он сел перед деревом, отклонился и взглянул на меня. — Почему ты не спрашиваешь?

— Спрашивать кого? Тебя?

— Да, я помню, однажды ты думал о том, чтобы разобраться, как мужчина?

Я уставился на темное с отпечатком старости лицо человека, которого воспринимал, как отца.

— Я твой отец, просто не Альфред.

Можно ли удивляться на небесах?

— Да, — ответил он улыбаясь. Когда он закрыл глаза, я ощутил свежесть и тепло подувшего ветра. — Знаешь, сколько человек требуют ответа на вопросы, которых не задают? Они разговаривают с собой, с другими, но со мной — никогда. А когда нет ответов на вопросы, которые не были заданы, многие решают выдумать ответы сами. Например, кто сказал, что вас наказывали?

В этот момент ко мне вернулся дар речи.

— Тысячу раз. Я умер тысячу раз, и каждый раз после того, как встречал любовь всей жизни. Ты... Мы хотели быть вместе, и все равно нас разлучал...

— Окружающий мир, — ответил он, открыв глаза и сосредоточившись на мне. — Вместе с вами в мир пришел мрак, который и разлучал вас раз за разом. Ярость, ненависть, ревность, жадность — то, что хочет разрушить любовь.

— Я впустил в мир мрак? Я? Я не... — Замолчал я, пытаясь обдумать, и стал осматриваться вокруг. — Это Сады Эдема?

— Их называли по-разному, но я зову их Сады Добра. Все хорошее появляется здесь. Ты появился здесь как Адам: человек. Заботился здесь обо всем, как делал сейчас, и, в конце концов, ты пожелал для себя друга. Как и сейчас.

— Эстер и я — Адам и Ева? — Я не мог поверить в это, и все же это означало... — А ты...

— Адонай, Аллах, Бахаи, Божество, Элохим, Кришна. Меня, как ты знаешь, называли всякими именами, так как и ты сам называл меня по-разному, но я каждый раз слышал тебя.

— Если ты слышал, — медленно прошептал я, опуская голову. — Если ты слышал, почему не помог нам? Почему ты...

— Вам не нужна была помощь.

— Тысячу...

— Тысячу раз ты просил любви, как я завещал тебе любить, и ты любил.

— Мне не нужно было тысячу раз! — Я закрыл руками лицо. — Я только... Я хотел только один. Единственный счастливый раз. Почему у нас этого не было? Ты спросил, кто сказал мне, что меня наказывали? Не нужно, чтобы кто-то говорил. Я чувствовал это. Я смотрел, как любимая умирает, умирает и умирает, а потом умирал сам. Если это не наказание, то что?!

— Жертва, — ответил он, поднимая маленького олененка, появившегося у него на коленях. — Ты и Ева были наказаны после изгнания из рая. Вы прожили ту жизнь в трудностях и печали, вы умерли и заплатили за свои грехи. Тогда я принял вас обратно, как и сейчас, и вы оба попросили сделать больше для тех, кто не видел этих садов. Вы просили показать им, как выглядит любовь, чего она требует, и вы показывали им это снова и снова. Вы пожертвовали собой ради тех, кто следовал вашему примеру и познавал любовь. Этого просили вы. Я не наказывал вас, а боль вы ощущали из-за наполнявших мир высокомерия, зависти, скупости, ревности, жадности, гордыни, злости, ненависти и похоти. Это случалось тысячу раз, и тысячу раз вы оба, как солдаты, сражались за любовь. Поэтому тела ваши умирали, а сами вы стали бессмертны. Ты не помнишь, что сказала Эстер?

И тут я вспомнил. Я снова ясно слышал ее голос.

Твоя любовь, твоя жизнь вдохновила миллионы — нет, миллиарды людей любить вздорно... эгоистично… неразумно, не обращая внимания ни на кого и ни на что. И поэтому, видя фейерверки, видя настоящую любовь, мы должны остановиться, что мы и делаем, и в почтении позволить им быть собой, смотреть, как они завладевают небом, смотреть на фейерверки с благоговением.

— Что отличает эту жизнь от всех остальных? — У меня не было нужного мне ответа. — Вас двоих никто не останавливал, Малакай. Вы не были на противоположных сторонах. Вас никто не разлучал. Вашим препятствием был ваш собственный страх. И когда вы побеждали его, оказывались вместе. Мир менялся, потому что вы двое находили смелость отвечать на призыв любви. Теперь все. Вот она. Ваша последняя жизнь. Наслаждайтесь. Помни, что вы сделали, чтобы заслужить ее. Эстер ждет.

— Что? Я думал... — Я потянулся поймать то, что он кинул мне, и когда увидел, сразу же понял, что у Бога своеобразное чувство юмора и иронии. Я качал головой, не отрывая взгляд от яблока в моих руках, и понял, что Бог уже исчез. — Спасибо, — сказал я перед тем, как укусить.

ЭСТЕР

19 ноября — Либер Фоллс, Монтана

Я видела себя... всех себя... Помпеи, Камелот, Луксор, Сеул, Верона, Париж, Теночтитлан, Лахор, Пекин, Обокву, Сейнт Джеймс Пэриш, Лондон. Снова и снова я видела, как я кружусь, падаю, смеюсь, плачу, умоляю, защищаю и умираю. Я чувствовала это снова и снова, пока, наконец, не обнаружила, что стою в саду. Меня обдувало легкой прохладой.

— Хорошая работа, — сказал мне голос, похожий на моего дедушку, а затем я услышала Малакая.

— Эстер... — Его голос был приглушенным.

Малакай? Его имя одновременно адреналин и новокаин для моего сердца — усмиряет боль и заставляет биться быстрее.

— Нужно, чтобы ты очнулась. — Казалось, он так близко. — Вернись ко мне.

Я не уходила. Я здесь.

— ЭСТЕР!

Ему больно. Ему больно.

Я здесь!

Я найду тебя.

Я ЗДЕСЬ!

Я полюблю тебя, я клянусь.

МАЛАКАЙ!

Меня ослепил свет, когда я открыла глаза, поэтому я на секунду закрыла их. Я открыла рот, чтобы заговорить, но горло горело, и все равно я позвала его.

— М... Малакай!

Когда я вдохнула воздуха, женщина постарше посветила мне в глаза, я попыталась встать, но все болело. Тело словно окаменело.

— Эстер? Эстер, слышишь меня?

— Малакай! — снова позвала я и потянулась к груди, пытаясь понять, почему так больно. Но на руках и груди везде были провода. Не понимаю. Все болит. Я не знала, где я, и не видела его . В панике я начала все выдергивать.

— Эстер, успокойся! Эстер, я твой врач. Сидни Ниси. Ты провалилась под лед в озере Либер. Обещаю, ты все поймешь. Только успокойся, хорошо?

Она держала мои руки, чтобы я перестала снимать провода. Я долго смотрела на нее и затем сглотнула слюну, наполнившую мой рот.

— Г… Где… М… Мал… акай?