Татьяна Алюшина - Судьба непринятой пройдет [litres]

И обратилась с просьбой о помощи к Елене Дмитриевне первый раз за все годы своей работы в конторе. Та помогла, ну и снизошла, конечно, когда Агата объяснила ситуацию, осторожненько подсовывая свое заявление. А получив завизированную заветную бумажку, понеслась оформлять все в кадрах, пока Хазарину не доложил кто из тех же кадров или бухгалтерии и тот не спохватился и не передумал.

Нет, он, разумеется, спохватился и еще как передумал! Но только когда был уже поставлен перед фактом, что Агата уходит в отпуск, причем вот прямо сейчас, буквально через пару часов.

– Ты понимаешь, что это откровенный саботаж и наплевательство на интересы фирмы! – гремел начальник, набирая обороты своего гнева.

Как говорит коллега Агаты в случаях, когда начальник бушует: «У него аж очки раскалились и вспотели от ярости». Так-то Александр Романович начальник строгий, но справедливый, однако бывает, что и разъяриться может, и орать от всей своей широты душевной. Редко, но случается. Если доведут. Агата вот, видимо, довела, и всерьез.

– Свинтить куда-то отдыхать, когда мы тут зашиваемся в высокий сезон, когда специалистов не хватает и все работают аврально до потери памяти!

– Да я постоянно до потери памяти и аврально! – возмутилась в ответ Агата, напомнив ему, как говорят в Одессе, «за свои права». – Кто у нас в передовых? – спросила она, заводясь негодованием, и сама же ответила: – Соболевская! Все выходные-проходные, кого заменить: ну пожалуйста, Агата, очень надо, некому больше! И Соболевская подменяет. Задержаться, поработать с поставщиками – снова Соболевская. У меня сверхурочных переработок на полноценный отпуск накопилось! – проняло ее как-то очень уж всерьез, прямо донельзя. – В прошлом году что было с моим отпуском? – спросила, театрально-наигранно разведя ладошки в стороны и склонив головку набок, в позе ожидания разъяснений.

Словесного ответа не дождалась, лишь недовольно скривившегося, словно схарчившего кислющий лимон, выражения начальственного лица.

– А я напомню, – все так же театрально «порадовалась» она выпавшей возможности. – Отгуляла только половину, потому что: «Потом, Агата, будет тебе отпуск и отгулы, все будет, а прямо вот сейчас срочно надо поработать, у нас сплошная запарка», – процитировала она.

– Вот именно! – встрепенулся Хазарин, как любое начальство не переносивший, когда подчиненные подлавливали его на ошибках и невыполненных обещаниях. И врубил недовольство новой волной: – Потом отгуляешь, Агата. А то, что у нас сейчас самая запарка и самые продажи, ты и так знаешь.

– А мне сейчас надо, Александр Романович, – произнесла спокойно-ровно Агата, как-то в момент остыв. – Потом, конечно, тоже, как и положено по трудовому законодательству. Все, что по нему положено. Но отпуск мне нужен сейчас.

Он посмотрел на нее продолжительным тяжелым, буравящим взглядом, посопел в крайней степени недовольства и предупредил:

– Уволю к чертовой матери.

– Увольняйте, – легко согласилась Агата.

Очень хотелось добавить: «Да и хрен бы с вами», но она сдержалась. Развернулась и вышла из кабинета, медленно-аккуратно закрыв за собой дверь.

– Ну, что? – поинтересовалась у нее Прекрасная, оторвавшись от документа, который изучала.

– Гневались, бумазейкой трясти изволили, ликом краснели, глаза пучили, кричали. Обещались уволить, – отрапортовала Агата.

– Остынет, – уверила секретарь, махнув рукой.

«А в принципе, – подумалось Агате, которой отчего-то вдруг сделалось легко и бесшабашно, – действительно: ну уволит – и хрен бы с ними. Не пропаду ведь».

– А не остынет, да и ладно, – смело заявила она веселым тоном и тоже махнула рукой.

Елена Дмитриевна не ответила, посмотрела на нее странным, изучающе-вопросительным взглядом, чуть приподняв одну царственную бровку.

Но Агате было уже не до трактовок взглядов Прекрасной, даже особенных. Торопливо попрощавшись, она выскочила из приемной.

Она почувствовала, наконец, себя свободной! И это было прекрасное ощущение, просто замечательное! Прямо как-то вот хорошо!

Вообще-то она пришла на работу только для того, чтобы получить полагавшиеся ей отпускные, отдать сделанный ночью перевод Ларисе Лагиной, взявшей на себя поставщиков Агаты по распоряжению руководства и, ясное дело, сильно недовольной этим обстоятельством. Ну и «проставиться», как полагается по офисным законам, за отпуск коллективу – принести закусить-выпить и тортик в дополнение, особо выделив вниманием ту же самую Лагину, презентовав ей бутылку дорогущего шампанского на Новый год.

Ну а как? Всем известно, что поддерживать легкие нейтрально-дружеские, условно-доброжелательные отношения с коллегами жизненно необходимо, иначе в офисном террариуме не выживешь – устроят тебе медленное аутодафе, останки размажут по экологически безопасной отделке стен их новенького офиса и с удовольствием спляшут на обгоревших костях.

Все по законам бытия в рамках тесных, «душевно» сплоченных отношений офисного планктона.

Агате, как она и рассчитывала, честной и щедрой «проставой» удалось слегка притушить градус зреющего недовольства и черной зависти коллег, раздражившихся по поводу «предательницы», сумевшей каким-то чудесным образом вырваться на свободу во время самого нервного и тяжелого периода новогодних продаж.

Понятное дело, что ее отпуск станет в их отделе самой обсуждаемой темой на несколько дней и не успеет за Агатой захлопнуться дверь, как любимые коллеги начнут хейтерить отступницу с особым эстетическим удовольствием, строя версии ее «побега» одна другой экзотичней. И будет эта тема муссироваться и перетираться ровно до того момента, пока кто-то знатно не накосячит, выступив на корпоративной новогодней тусе, став новым предметом горячего обсуждения сослуживцев и потеснив в первенстве главных новостей раздражающий факт внезапного отпуска Агаты.

Ни разу не сомневаясь, что именно так все и произойдет, Агата напустила туману о жизненной необходимости срочного отъезда, пообещала особо злостно завидовавшей и негодующей коллеге нечто мутное из серии никогда не исполняемых зароков: «Ага, подменю обязательно, как только вернусь, и работу твою сделаю, а как же!», – торопливо попрощалась и выскочила из офиса.

С чувством облегчения и приятной, заслуженной свободы она махнула охраннику, сбежала по лестнице запасного хода, подналегла, открывая тяжелую дверь на тугом возвратном механизме. Дверь недовольно громыхнула за спиной, неохотно выпустив выскочившую стремительной пулькой в морозную серость московских сумерек Агату.

Здесь, в стиснутом домами пространстве узеньких улочек, оплетавших паутиной центр Москвы, вечерняя темнота казалась еще гуще и плотнее, чем ей полагалось быть в это время суток. Не ожидавшая столь резкого перехода от ярко освещенной лестницы офиса к унылой промозглости сумерек (отпускавших городу всего пару-тройку светлых часиков и ревниво-недовольно возвращавших в свою размыто-серую темень сразу же после обеда) Агата в первый момент даже испугалась, что напутала что-то со временем и теперь катастрофически опаздывает. Выхватила телефон из сумочки, посмотрела на время и успокоилась: нет, все в порядке, все по плану и расписанию – просто темно, холодно и зыбко.