Елена Константинова - Жизнь как жизнь и фэн-шуй в придачу

— Слушай, где тебя носит? Я уже пятый раз звоню!

— Люд, я — на работе. Это ты у нас — свободный художник. А я — человек служащий, «от сих — до сих». А что случилось-то?

Хотя — что спрашивать? Уж я-то догадывалась, в чем Дело. Да и Людка мне звонила в последнее время, только когда хотела пообщаться на тему «Вениамин и его мамочка».

— Жан, тут такое! Помнишь Веньку?

Помню ли я его? Вон, сидит, делает страшные глаза и машет руками: это, мол, не он.

— Естественно. А что?

— А пропал он. Со вчерашнего дня объявлен «всесоюзный розыск». Изида в диком бешенстве. Рвет и мечет. Найдет Веньку — порвет в клочья.

Та-ак… А кто-то мне что-то про объяснительную записку для маменьки говорил… Я его сама сейчас — в клочья.

— Люд, с самого начала и — подробнее.

— Значит, так. Приходим мы вчера вечером домой — я тут одной бизнесвумен офис оформляю, а Сашки — рядом ошиваются, им, видите ли, дома делать нечего — так вот, только приходим домой — звонит Изида. И вкрадчиво так начинает:

— Людочка, позови, детка, Венечку к телефону.

Я, естественно:

— Тетя, Изя, какого Венечку? Я его уже двести пятьдесят лет как не видела.

— Людочка, не обманывай меня, я же знаю, что он к тебе поехал.

Ну, ты знаешь, что значит сказать мне «не обманывай». Я психовать начинаю.

— Не видела я вашего Вени в глаза. Сто лет он мне сдался.

— Людмила, — говорит, — я тебя еще в колыбели укачивала, из соски вместе с твоей мамой молоком кормила, а ты мне — врать?! Можешь передать своему приятелю и моему сыну, что мое сердце не выдержит. И это будет — на его совести! И — на твоей, Людмила, тоже!

Я прибалдела. Хотела расспросить подробнее, так эта карга трубку швырнула.

Звоню я тогда своей матушке, уж она-то должна быть в курсе. И знаешь, что выяснилось? Венька сбежал из дому! Оставил мамочке записку: не волнуйтесь, мол, за меня, со мной все в порядке. И слинял. Даже вещей не взял.

— Как это — не взял?

Портфель с носками, рубашкой, зубной щеткой и бритвенным прибором у него, по крайней мере, был точно.

— А так. Ушел утром на работу и не вернулся. Пропал, в чем был.

— Люд, а в чем дело — они не говорят?

— А как же! Ты вот представь: эта старая дура вознамерилась Веньку женить. Так знаешь, что она сделала? К ним в гости приехала какая-то ее знакомая с дочкой. Одно дело — невеста приходящая, а другое — живущая в твоем доме. Тут возможностей побольше будет. Изя стала стелить им на одном диване. У Веньки ж комната маленькая — не развернешься.

— Подожди, а у них сколько комнат?

— Три. В одной — она сама спит, в зале гостью уложили, ей почему-то с собственной дочкой оказалось несподручно спать, а в третьей комнате — деток на ночлег, да еще рядышком, как голубков. Чтобы утречком, так сказать, и благословить. Вот Венька и дал деру.

— Люд, она что, все это рассказала?

— Конечно. Она же в восторге от своей идеи, а Венька взял — и все испортил. Ой, подожди, Сашка на шкафу завис, сейчас свалится. Бегу ловить.

Вениамин сидел, как натянутая струна. Я раньше считала это выражение образным. Литературным. Так сказать — «для красивости». А ничего подобного. Вон он, сидит, даже не мигает.

— Что там?

Конечно, это не мое дело, что у него там творилось в спальне, но как-то поговорить на эту тему, наверное, придется.

— Веня, мама вас разыскивает по знакомым. Людмиле вот звонила и ее маме. Они же подруги, насколько я знаю.

— А еще?

— Что — еще?

— Вы долго с ней говорили. Что она еще вам рассказала?

— Веня, может, вам позвонить и предупредить маму, что вы в ближайшее время домой не вернетесь? Чтоб она вас не искала.

— Что вам Людмила сказала?

— Вень, да больше — ничего особенного.

— Вы же с ней долго говорили. Она рассказала, из-за чего я ушел, да? Она уже всем рассказала. Всему городу.

— Веня, Венечка, успокойтесь.

Он сидел такой несчастный, что пришлось сесть рядышком и приобнять его за плечи.

— Веня, все проходит. Любые неприятности. Вот уедут они — и все нормализуется.

— Вы не понимаете. Я знаю, что выгляжу кретином. Но — а что мне делать-то оставалось? Идиотская ситуация. Ладно, когда в постель к мужчине укладывают девушку. Это — классический случай. Так всегда было. А тут же…

— Вениамин, вы отстали от жизни. Как минимум на целый век.

— Что, альфонсы нынче в моде?

— При чем здесь альфонсы? Девушки просто активнее стали, только и всего-то.

— Вам смешно, да? Еще бы.

— Да нет, Венечка. Если вам неприятно говорить на эту тему — не надо. Только… Веня, а вам точно эта девушка не нравится?

— Вы это о чем? Я что, должен с ней спать? Из вежливости?

— Почему — из вежливости?

— А почему еще?

— А почему вы вообще согласились на такое «размещение»?

— А меня кто-то спрашивал?

— Что значит «спрашивал — не спрашивал»?

— То и значит. После вечернего чаепития мама говорит: «Ну все, детки (Детки! А?!). Спокойной ночи. Я вам у Венечки в комнате постелила, там вам удобно будет». И вместе с Кларой Львовной удаляется. Спать.

— Ну?

— Что — ну? Флора тоже поднимается и говорит: «В самом деле, Веня, пойдемте. Я так устала за сегодня».

— Какая еще Флора?

— Эта самая девушка. Дочка Клары Львовны.

— Ну и?

— Ну и. Она идет спать, а я дожидаюсь, когда она уснет, и укладываюсь в ванне.

— Где?!

— В ванне. В каком-то фильме видел. А что? Даже неплохо. Холодновато, правда. Одеяло пришлось вместо матраца использовать.

— Веня, а они же у вас неделю живут. Вы что, неделю в ванне проспали?

— Да нет. — Вениамин даже улыбнулся. — Тут вообще — целая история. В смысле — рассекретили меня уже на второй день. Маме среди ночи ванная понадобилась. Полночи ругались шепотом. Потом я устраивался на полу.

— Как?

— А так же. Дождусь, пока Флора заснет, а тогда стелю себе на пол одеяло.

— Ну и чем плохо?

— А Флора стала меня ждать. То есть — дожидаться. Я рано встаю, мне же к восьми на работу. А они все, наверное, днем отсыпаются. А потом вечером у меня уже глаза слипаются, а она — бодрая и веселая: «Веня, ну что ты, в самом деле? Боишься меня, что ли? Венечка, я не кусаюсь. Веня, мы же родственники, почти брат и сестра, ну иди сюда, я к стеночке отвернусь, чтобы тебя не смущать. Да не бойся, не изнасилую я тебя, в самом-то деле…». А сама в прозрачном пеньюарчике картинно так потягивается.

— Красивая?

— Кто?

— Девушка. Флора.

— Да откуда я знаю?! То есть красивая в принципе, но — не по мне.

— Как это?

— Понимаете, она слишком активная. Получается, я все время от нее отбиваюсь.

— Веня, простите, но ведь насильно никто не заставит…

— Что?

— Ну…

— А… Насильно — нет, конечно. Но чувствуешь себя омерзительно. Ты вынужден выбирать: или — оскорблять девушку пренебрежением, или — не оскорблять, но тогда… Вот я и сбежал. Можно сказать — позорно сбежал.