Ана Морецон - Полнолуние любви Том 1

– Я волнуюсь за Аугусто, у меня дурное предчувствие

– Тебе надо поскорее замуж, Изабела, – резко сказала Рутинья.

Изабела выбежала из комнаты.

– Подожди! Извини меня, Изабела. Подожди, я поеду с тобой.

Рутинья бросилась вслед.

Изабела вела машину на бешеной скорости. Рутинья сидела рядом, крепко сцепив руки, сжав губы, чтобы не выдать страха. Изабела, казалось, наслаждалась властью над ней. Она чувствовала, что Рутинья недолюбливает её.

У Рутиньи не было оснований для неприязни к Изабеле, но она нутром ощущала какую-то гниль в характере Изабелы. Ничего конкретного – просто запах гнили, и Рутиния ничего не могла поделать: другие не ощущали этого запаха, а она ощущала. Сейчас девчонка явно издевалась над ней, закладывая повороты на скорости в семьдесят миль.

Они подъехали к усадьбе в темноте. Света в окнах не было.

– Здесь, кажется, никого нет, – спокойно сказала Рутинья. – Изабела, посигналь, пожалуйста.

Изабела несколько раз нажала кнопку гудка. Тишина.

– Где же Мануэл? У тебя есть в машине фонарь?

– Конечно. Но я-то хороша: надо было захватить ключи. Похоже, что Аугусто куда-то смылся отсюда, а Мануэл… Господи! Дверь не заперта. Бедный Аугусто!

– Что ты его хоронишь? Зажги свет, я не знаю, где выключатель.

Зажёгся свет, и перед ними открылся ужасный вид разгромленного дома.

– Надо немедленно сообщить отцу и маме, чтобы они возвращались. Аугусто похитили, – почти радостно поделилась своим предположением Изабела.

– А может, здесь просто побывали грабители? Надо позвонить в полицию.

– Я недаром чувствовала, что должно случиться что-то ужасное.

Рутинья набирала телефон полиции, и это помогло ей удержаться от злой реплики.

Прибывший комиссар оказался толковым малым. Он уже успел побывать в соседнем доме и поговорить со служанкой. Служанка рассказала, что не видела управляющего последние два-три дня. А накануне из дома доносился шум. Она видела в окно, как незнакомые люди вышли из дома, сели в машину и уехали.

– Аугусто похитили? – спросила Изабела трагическим голосом, широко раскрыв глаза.

– Вряд ли, – сказал комиссар. – Если бы его похитили, вам бы уже позвонили, требуя выкуп.

– Надо немедленно звонить папе и маме. Пускай они возвращаются.

– Мой совет: утро вечера мудренее. Подождём до утра. Я смогу осмотреть местность.

– Но в Мадриде уже почти утро, – заметила Изабела, набирая номер.

«Какая она стерва! Ей просто доставляет удовольствие сообщать плохие новости», – подумала Рутинья.

– …Управляющий куда-то исчез, в доме всё перевёрнуто, повсюду следы крови, Аугусто был здесь… – возбуждённо тараторила Изабела, рассказывая по межгороду о происшедшем.

– Где вы видели кровь?! – так и вскинулся комиссар.

Рутинья пожала плечами.

Мерседес шла по улице с гордо поднятой головой. Глаза её сияли. Ведь она полюбила. Любить и быть любимой – разве это не высшее счастье?

А соседки смотрели ей вслед с завистью.

– Ты только посмотри, как она шествует, – сказала злобно Эмилия чернокожей медсестре Эрме.

– Дона Эмилия, если мне будут звонить, пожалуйста, оставьте для меня записку, это очень важно, – попросила Мерседес Эмилию.

У Эмилии и Урбано единственных был телефон, и соседи пользовались им. Эмилия ворчала для виду, а на самом деле её, бездельницу, устраивало то, что в её доме всегда есть кто-то. Во-первых, за пользование телефоном она требовала мелких услуг по хозяйству, во-вторых, была в курсе дел всех соседей.

– Конечно, деточка, – приторно улыбнулась она Мерседес. Но когда девушка отошла, добавила: – Валандается до ночи неизвестно с кем, бедная Женуина.

– Что ты от неё хочешь? В её годы мы тоже возвращались поздно. Жить без любви так скучно.

– Любовь! – фыркнула Эмилия. – Знаем мы эту любовь на пляже. Это просто бесстыдство, и всё. Любовь – это как у нас с Урбано. Он – единственный, кого я любила. Стоило мне его увидеть, как я сказала себе: «Вот он!» И я не успокоилась до тех пор, пока мы не пошли к алтарю. А они готовы на всё без благословения. Смотри – ещё одна крадётся домой. Бедный Алваренга, вот что значит, когда дети растут в неполной семье. Это очень плохо для детей, когда нет отца, а уж тем более матери.

Эрме хотела сказать, что гораздо хуже, когда у семейной пары нет детей, как у Эмилии с Урбано, но прикусила язык. Ей тоже приходилось пользоваться телефоном Эмилии, так что не стоило дразнить гусыню.

…Мерседес обрадовалась, услышав, что в ванной льётся вода. Мать принимала душ, и можно было тихонько проскользнуть в спальню и притвориться спящей.

Но номер не удался. И хотя Мерседес бесшумно прикрыла дверь и на цыпочках прошла по коридору, у Женуины было просто звериное чутьё. Она вошла в спальню в халате, на голове тюрбан из полотенца. Мерседес подумала, что вот такая, с разгорячённым, розовым после душа лицом, мать выглядит совсем, нестарой, и даже привлекательной женщиной.

– Мамуленька, ты знаешь, – заныла Мерседес, но Женуина её перебила.

– Я не желаю слушать никаких оправданий! Ты болталась по улицам, потому что боялась вернуться домой. И тебе было чего бояться. Ты ведь нагло сбежала, просто удрала, довольная тем, что тебя выгнали с работы. Ты – бездушная дрянь! Как ты только могла так поступить со мной?! Ты ведь знаешь, что ради спасения твоей чести мне пришлось отказаться от мечты всей моей жизни. Я так хотела выкупить мой магазин! Мне даже в страшных снах не снилось, что мою дочь назовут воровкой.

– Мама, как ты можешь так говорить?

– А как? А кто ты? Ты думаешь только о развлечениях и ради них готова пойти на любую подлость. Почему ты не думаешь о матери, которая работает как лошадь, чтоб дать тебе образование? Но учёба не пошла тебе впрок.

– Мама, возьми свои слова обратно, я не воровка.

– А разве побрякушки, которые ты взяла, были твои? Назови себя по-другому. Придумай другое слово для своего поступка.

– Мама, не заводись…

– Я завожусь? Да тебя надо отхлестать по щекам, а я читаю нотации. Ты подумала о том, каково мне было сегодня в лавке Баррозо? Ты подумала о том, что я, как нищая, взяла чек, чтобы выкупить магазин?

– Большое дело! Ты заработала эти деньги. Ты ведь целый день таскалась по городу, отыскивая офис этого щедрого сеньора. За такие услуги надо платить, он это понимает, а ты – нет.

– Вот-вот, в этих словах ты вся. Никакого понятия о благородстве, о долге. Ты с детства страдала манией величия. Тебя ничто не интересовало, кроме денег. Тебе всё время хотелось жить не хуже других.

– А что в этом плохого?

– А то, – Женуина уже кричала на весь дом, – а то, что мне пришлось расстаться с мечтой, спасая тебя от перспективы видеть небо в клетку. Тебе придётся, как следует поработать, Мерседес, чтобы я могла расплатиться по векселю сеньора Баррозо. Если понадобится, я отправлю тебя подметать мостовую, потому что ты так воображаешь о себе…