Кайли Адамс - Как в кино

– Да.

– Ладно. Так вот, Констанс Энн еще хуже. Доктор Джи только посмотрела на нее.

– Я представляла Саддама Хусейна. Татьяна и глазом не моргнула.

– Да, Хусейн, конечно, монстр, но по сравнению с Констанс Энн даже он не так уж плох.

– Почему вы не расскажете, что между вами произошло? Тогда мы сможем представить вашу вражду в перспективе.

Татьяна покачала головой:

– Я не собираюсь тратить следующие четыре сеанса на разговоры об этой женщине.

– Четыре сеанса?

– По меньшей мере. Мой рассказ может занять и больше. – Татьяна снова покачала головой. – Давайте лучше не будем даже сворачивать на эту дорожку.

Доктор Джи поджала губы.

– Вы поговорили с матерью?

– Нет. Но я думала о том, что надо позвонить. Это считается?

– Это первый шаг.

– Вы шутите?

– А вы как думаете?

– Я отказываюсь отвечать на том основании, что мои слова могут быть использованы против меня.

– Татьяна, вы не на суде.

– Правда? Иногда сеансы терапии похожи на перекрестный допрос продолжительностью в пятьдесят минут. Конечно, без Ф. Ли Бейли [12], но зато с дополнительным бонусом в виде рецептов на лекарства. Кстати, у меня кончается клонопин. Аптекарь посматривает на меня с подозрением. Точнее, не на меня, а на моего помощника Энрике.

Доктор Джи на минутку поднесла ручку к губам, а затем начала писать так много и так быстро, словно из ее мозга, обогащенного образованием в Колумбийском университете, полились на бумагу великие тайны Татьяниной души. Наконец она отложила ручку и заговорила:

– Что вас больше всего беспокоит? Тот факт, что Джек объявил о своих планах встречаться с Констанс Энн, или то, что вы не можете его контролировать?

Татьяна одеревенела. Она попыталась было высмеять предположение психотерапевта:

– Контролировать Джека Торпа? У меня нет такого намерения.

– Нет намерения или нет возможности?

– Я думала, мы говорим о Констанс Энн.

– Так вы теперь готовы ее обсудить? Татьяна прищурилась:

– Я не стремлюсь контролировать всех и вся. Доктор Джи смотрела на нее бесстрастным взглядом.

– Не стремлюсь!

Татьяна посмотрела на часы. Она уже не могла дождаться, когда закончится сеанс. Больше всего ей нравились сеансы, на которых она много жаловалась доктору Джи, а та ее морально поддерживала, причем из ее слов можно было заключить, что вокруг Татьяны все сумасшедшие, эгоисты и не достойны ее. А сеансы напряженного самоанализа, подобные сегодняшнему, ее раздражали.

– Татьяна, в ваших отношениях с мужчинами прослеживается определенный сценарий, – заявила доктор Джи.

– Нуда, я бы сказала, что все они ужасно неудачные.

– Не перебивайте меня. Этот вопрос нужно исследовать глубже. Вы выбрали в мужья Керра – человека, который не работал и не обладал ни одним из навыков, которые пользуются спросом в обществе. В результате вы оказались в положении «мужчины в доме» и к тому же единственного кормильца семьи. В качестве мальчика на побегушках вы держите Энрике – молодого, одинокого и по всем признакам очень сексуального мужчину. А теперь вы вдобавок наняли Джека Торпа ухаживать за детьми.

Некоторое время Татьяна молчала.

– И какой же, по-вашему, из этого следует вывод? Доктор Джи сухо улыбнулась:

– Вывод такой: все мужчины в вашем личном окружении находятся в таком положении, которое принижает их мужественность. Не думаю, что это случайное совпадение. Полагаю, это идет из детства и связано с вашими чувствами по отношению к отцу и с тем, как повела себя ваша мать, когда он вас бросил. Татьяна закатила глаза:

–Ну почему роза не может быть просто розой? Почему все должно уходить корнями в детство?

– Потому что обычно так и бывает. – Доктор Джи подалась вперед и улыбнулась ободряющей улыбкой. – И мой кабинет – то самое место, где вам не опасно говорить об этих чувствах.

Некоторое время Татьяна колебалась, но, когда она все же решилась открыть душу, слова вдруг полились сами собой:

– Моя мать постоянно надеялась, что он вернется, ждала хоть какого-то известия – телефонного звонка, письма, хотя бы упоминания о его местонахождении в разговоре с общим знакомым, – только этим она и жила. Я ненавидела ее за то, что она по нему скучает. Тогда я поклялась, что никогда не позволю ни одному мужчине вот так меня сломить.

По щекам Татьяны полились слезы. Она стала вытирать их тыльной стороной руки.

– Мне казалось, что всякий раз, когда она смотрела на меня, она думала о моем отце и злилась на меня за то, что я о нем напоминаю. Иногда я вспоминаю некоторые вещи, которые она мне говорила, и те чувства, которые это вызывало, и у меня появляется бешеная решимость сделать так, чтобы... ну, понимаете... чтобы Итан и Эверсон никогда, то есть вообще никогда не почувствовали себя так, как я тогда. Я всегда буду на их стороне. Всегда!

Доктор Джи взяла ее за руку.

– Это прекрасное решение.

Татьяна попыталась сдержать новый поток слез, но ей это не удалось. В конце концов она перестала сдерживаться и дала слезам волю. Доктор Джи протянула ей несколько бумажных носовых платков, а один оставила себе, чтобы вытирать свои собственные слезы.

– Боже, видел бы нас сейчас кто-нибудь!.. – Татьяна усмехнулась сквозь слезы. – Я реву, как будто сижу дома и смотрю по телевизору сериал «Провидение».

Доктор Джи крепко сжала ее руку. Татьяна вытерла глаза, глубоко вздохнула и отчаянно попыталась хоть немного разрядить обстановку:

– Итак, вы предлагаете... дать Энрике прибавку к зарплате?

На этот раз доктор Джи рассмеялась по-настоящему, от души:

– Нет, это всецело на ваше усмотрение.

Она замолчала. После паузы Татьяна вдруг выпалила:

– Вы думаете, что меня к Джеку влечет!

– В ваших устах это звучит как обвинение.

– Может быть, так оно и есть.

– Я вам вот что скажу: на мой взгляд, если Джек начнет встречаться с Констанс Энн, вам будет очень трудно с этим смириться.

Татьяна недобро усмехнулась:

– Это не бог весть какое открытие. Я ее хорошо знаю. Если Джек станет с ней встречаться, ему самому будет трудно с этим смириться.

Доктор Джи выдержала паузу.

– Хорошо, я выражусь по-другому... я думаю, вам трудно будет смириться с тем, что Джек начал встречаться с какой бы то ни было женщиной.

– Почему? Потому что он нужен мне босым и беременным на кухне?

– Нет, потому что эта ситуация поднимает на поверхность некоторые чувства, близкие к ревности.

Татьяна нервно заерзала на кушетке и подняла голову, готовая защищаться.

– Я вас умоляю!

– Татьяна, я вас не осуждаю. Ревность, если ее направить в нужное русло, очень полезная эмоция.

Она может сделать отношения более глубокими, высечь искру страсти и склонить чашу весов в пользу преданности. Тот факт, что вы ревнуете и что Джек ревниво относится к вашему будущему роману с Грегом Тэппером, хотя это будет всего лишь спектакль для публики, говорит об одном: между вами существует эмоциональная связь.