Виктория Мальцева - 15 минут

Я успеваю довольно долго понаблюдать эту картину, пока Ансель не цепляет взглядом мою одинокую фигуру. Выражение его лица сменяется на… неопределённое.

Между нами всего 12 лет. Что такое 12 лет на фоне бесконечности времени? И, тем не менее, эта цифра обескураживает. Мне кажется, я физически ощущаю каждый свой изъян, всякий признак старения: каждую зарождающуюся морщину, седой волос, ямку на коже вместо юной ровности и гладкости.

И вот он совершает своё фирменное моложавое движение головой вниз, затем медленно вверх, когда взгляд возвращается уже совершенно другим: так, наверное, смотрят стриптизёры в клубе на перспективно упакованных дам.

Не отрывая взгляда, Ансель с демонстративной неторопливостью подходит ко мне. Мне кажется, он не ожидал, что я заявлюсь, и уже успел обрисовать планы на вечер. Эти планы, вытянув погрустневшие лица, остались стоять у столика с напитками, а сам маэстро ещё не определился, что ему на сегодня интереснее: молодое, свежее, доступное и понятное или одинокий, весь в пыли и трещинах, чужой трофей с сомнительной антикварной ценностью.

— Эти туфли тебе к лицу, — сообщаю.

Он не сразу находится с ответом. Опускает глаза, четверть секунды смотрит на свои носки, затем на мои, и я уже жду ответного комплимента по поводу выбранного оттенка лака для ногтей, однако его взгляд ползёт вверх по моим ногам, бёдрам, животу, задерживается на декольте, и меня начинает потряхивать. Когда он достигает моих губ и останавливается, я понимаю, что снова погружаюсь в то парализованное состояние, в которое этот тип однажды уже вогнал меня на крыше высоченного здания.

— Я тебя ждал.

Маэстро не ищет лёгких путей.

Только одна ночь — говорю себе. Только один раз.

Боже, дай сил пройти через это с достоинством.

Ансель берёт меня за руку и ведёт к выходу.

— А картины? Мы не будем изучать современные техники и наслаждаться палитрой красок?

— Ты серьёзно? — ухмыляется. — Думаю, твой художественный вкус не выдержит этой пытки.

— Тогда зачем же ты меня пригласил?

— Ты знаешь.

Crystallize (feat. Fleurie) Aron Wright

Мы выходим на улицу в тихом и достаточно безлюдном районе даунтауна, и к своему ужасу я обнаруживаю припаркованный мотоцикл. Натуральный монстр с тёмно-красным корпусом.

— Надевай! — Ансель протягивает серебристый, зеркальный, почти светящийся шлем.

— Эта штука — настоящее произведение искусства, — замечаю, разглядывая осколки замурованного в прозрачный пластик зеркала. — А ты как? Без шлема?

— Мне не впервой, и у меня нет таких длинных волос… — его взгляд переключается на мои волосы, и я наблюдаю завораживающую метаморфозу — он становится тяжёлым, тягучим, — как у тебя… — добавляет глухим голосом.

Его рука ныряет под мои волосы, разделяя их на пряди, тянется вниз, и я краем уцелевшего сознания фиксирую собственное головокружение. Мои слабые руки едва удерживают раритетный шлем, пальцы вжимаются плотнее в пластик, чтобы не выронить, но уже через мгновение виновник моей потерянности отрывается от меня и быстро заносит ногу над своим конём цвета гнилой вишни. Одно это движение впечатывается в мой мозг оттиском стирающей всякие нравственные рамки маскулинности. Спорить с ней бесполезно — я ощущаю желание не отдаться, нет — подчиниться. Вручить себя воле мощного потока мужской энергии.

Я надеваю шлем, удивляясь той уверенности, с которой собираюсь присоединиться к зовущему взглядом, своей молодостью и кудрявой чёлкой байкеру. Берусь за его плечи, сажусь рядом, благо ткань платья тянется, как резина, он отворачивается, скрывая довольную улыбку, и предупреждает:

— Если не опустишь руки ниже, рискуешь не удержаться.

И я перекладываю их ниже… обнимаю его талию, сцепляя пальцы в замок, чтобы не чувствовать волокна брюшных мышц, тепло кожи, движение дыхания.

Мотоцикл резко срывается с места, оставив позади облако дыма, встряхнув сонные подъезды жилой зоны даунтауна своим безобразно дерзким рокотом. От неожиданности из меня вырывается не то стон, не то смех, не то возглас — нечто несуразное и по-детски несдержанное. Сгорая от стыда и мучаясь от неловкости, я размышляю о том, как вообще власти позволяют такому громкому виду транспорта рассекать по улицам города? Но, оказавшись за его пределами — на первом шоссе, теряю всякие остатки чопорности и предвзятости, потому что на меня обрушивается спектр всех возможных и доступных человеческому существу эмоций. Собравшись во мне в одно и то же время, в одной растянувшей свой хвост точке, они грозят разорвать слабое женское сознание дичайшим, захлёстывающим восторгом. В этот сумасбродный, яркий, острый, будоражащий новизной момент мне кажется, что моё сердце попрало все анатомические законы и опустилось куда-то в район желудка. Страха, безудержного восторга и беспрецедентного кайфа так много, что, не выдержав их напора, я закрываю глаза и утыкаюсь носом в чёрную пропахшую бензином и сигаретным дымом кожу куртки, отделяющей мои губы от развернувшейся передо мной спины.

Я чувствую его.

Физически.

И не только.

Doubt Radical Face

В это время дня пробок уже или ещё нет — хайвей почти свободен, и мы летим, оставляя позади стеклянные свечи небоскрёбов, размазанные по земле склады-короба Кока-колы и Амазона, ряды резидентских улиц, утопающих в весеннем цветении и мягкой, светлой, ещё не успевшей набрать силу зелени. Мы оставляем позади Бёрнаби, пролетаем белые тросы моста через залив, отделяющий Северный Ванкувер от остальной его части, проносимся мимо остроконечных тёмно-зелёных хвойных громил, обрамляющих участок дороги в Западном Ванкувере, и мчимся, судя по указателям, в направлении Уистлера. В этот момент моей жизни мне совершенно всё равно куда — хоть на край света с билетом в один конец и перспективой кануть в безвременье — сейчас, в это мгновение, мне настолько хорошо, что всё пережитое стёрлось из памяти, шрамы затянулись и растворились, моя душа словно мгновение назад появилась на свет и в данную секунду настолько восхищена штуковиной, кем-то названной жизнью, что захлёбывается, утонув в эмоции, подозрительно напоминающей счастье.

Ансель склоняется ниже к корпусу байка, набирая скорость, а я прижимаюсь к нему, повторяя изгиб его тела, желая стать его частью.

Tóma Rúm Róa

first love never die soko

Мы съезжаем с автобана в центр Западного Ванкувера, и на первом же перекрёстке я ощущаю на себе взгляд. Поворачиваю голову и буквально нанизываюсь на острие осуждения: благочестивая дама моих же лет буровит меня своими щедро накрашенными глазами. Само собой, будь я моложе, ей не было бы до меня никакого дела, а так…