Виктория Мальцева - За мгновения до...

— Я чётко знаю, чего хочу! — обрывает. — Ещё никогда и ни в чём не был так уверен, как в этом!

Его взгляд вновь замкнут на моём, но теперь в нём решимость, граничащая с агрессией:

— Поэтому я и спросил тебя, — голос становится мягче, как и взгляд. — Чего захочешь ты?

— Дамиен, сейчас я хочу только тебя. А что будет завтра, я не знаю. Тем более не знаю, что ждёт нас годы спустя.

«Хочу только тебя» имеет правильное, нужное воздействие — его брови распрямляются, разглаживается кожа на лбу, взгляд делается расслабленнее, спустя ещё несколько мгновений на губах даже появляется нечто, отдалённо напоминающее улыбку.

— Просто поцелуй меня… — тихо просит.

И мы целуемся: медленно, нежно, почти целомудренно, но как никогда чувственно. Впервые настолько осмысленно, вкладывая в каждое движение максимум ожиданий и надежд.

Спустя вечность Дамиен отрывается и сообщает важное упущение:

— Нам уже почти по двадцать, Ева.

Дамиен не сомневался ни в своих желаниях, ни в способах их воплощения. Он не сомневался ни в чём. Его манера планировать наше будущее, внезапно проявляющая себя отдельными высказываниями, иногда пугала.

Я просто наблюдала за тем, как он совершает некоторые ежедневные свои ритуалы, рассуждая попутно, например, о том, какой тип душевой кабинки ему по душе́, и что ванна все равно нужна, возможно, даже и джакузи, и его он обязательно установит, только осталось решить где. Ну и, разумеется, купить или построить то место, где будут воплощены все его планы по обустройству нашего семейного гнезда.

Если бы, скажем, нам было хотя бы по двадцать пять-семь, и он рассуждал бы о том, какого цвета плитку поклеить в ванной нашей будущей супружеской спальни, это было бы, наверное, вполне нормальным. Но реальность такова, что нам обоим только осенью исполнится по двадцать, мы даже не успели стать студентами! Общий дом, быт, а особенно слово «дети» меня пугали.

Я не сразу поняла, что он не шутит. В нём было больше серьёзности, чем когда-либо.

— Они нужны мне целыми и невредимыми! — заявляет, прикрывая от солнца мою грудь своей футболкой на пляже. — И не только для личного пользования, — подмигивает и, прижавшись губами к моему уху, шёпотом добавляет: — Ты же будешь кормить ими наших детей?

Порой мне было страшно думать о том, что творится в его голове. Иногда я пыталась притормозить его в рвении продемонстрировать всю серьёзность своих намерений:

— Не думаю, что кто-нибудь ещё кроме нас обсуждает и планирует подобные вопросы!

— Я просто хочу, чтобы у тебя не было никаких сомнений на мой счёт!

После таких заявлений у меня пропадали все слова: Дамиен обезоруживал, толкал в розовые воды мечтательного дрейфа. И в нём я не замечаю сама, как становлюсь тем, кем он хотел бы меня видеть — его заботой. Я заботилась о нём, не отдавая себе в том отчёта, когда искала в пёстрых и таких разнообразных маленьких магазинчиках Флоренции или Рима любимый зелёный чай для Дамиена, когда складывала в его рюкзак две бутылки минеральной воды и порезанный лимон в канадском зиплоке, чтобы он не умирал от жажды на своих уроках по изготовлению самого вкусного в мире мороженого, как это случилось в самый первый его день на курсах.

Он улыбался, тихо и счастливо принимая мою заботу, и заботился сам. И его забота была терпкой сладостью, бархатом, ложащимся на кожу в ледяной комнате. Потому что жесты, совершаемые неожиданно, когда их меньше всего ждёшь или же вообще не ждёшь — самые ценные. Потому что парень, совершающий их, всегда казался неспособным на проявление даже сотой доли тех эмоций, в которых ты тонешь теперь.

Кто бы мог подумать, что руки, некогда нарисовавшие на моём животе семь коричневых какашек, будут так томно ласкать моё тело, мыть его, укутывать в холодные ночи тёплым одеялом или просто накрывать собой? Кто мог ожидать, что губы и язык, столько раз произносившие самые гадостные гадости в мой адрес смогут так целовать? Напоминать утром, чтобы не забыла взять карту и телефон, просить, чтобы каждые полчаса присылала сообщение с докладом, где нахожусь, и всё ли со мной в порядке? Шептать в моё ухо самые сладкие сладости, пока мы сидим на бортике смотровой площадки и любуемся ночным Дуомо и тёмной лентой Арно?

Он подарил мне кольцо. Это было не просто кольцо, в тот день Дамиен в свойственной только ему одному манере сглаживать эмоциональные углы фактически сделал мне предложение, надев рубиновое сокровище на мой безымянный палец. Всё это выглядело как случайность, как неожиданная находка, но я уже знала, что у Дамиена случайностей не бывает.

В сентябре мы становимся студентами. Занятия поглощают обоих, а у Дамиена помимо института ещё и ресторанные планы. То, что мне казалось только разговорами и мечтами, в его руках постепенно превращается в настоящий вполне реальный проект. В начале октября ему удаётся найти подходящее помещение и заключить договор лизинга. Бизнес план, дизайн-проект и размещение будущего ресторана нравятся Роялбанку, и Дамиен получает кредитную линию на 80 тысяч долларов. Благодаря этим деньгам к ноябрю мечта перевоплощается в одно из самых модных и уютных мест Ванкувера.

Мы почти никогда не видимся днём — даже в воскресенья Дамиен занят, но вечера и ночи все наши. И в эти ночи мы сходим с ума друг от друга.

В начале ноября Дамиен внезапно заявляет, что ничему умному его не учат, и «чему, в принципе, Дуглас Колледж способен научить, если бизнес УЖЕ приносит прибыль больше запланированной»?

— Ну, может быть, они научат тебя тому, что позволит увеличить эту прибыль ещё больше? — делаю предположение.

Но вижу, что решение уже принято:

— Я перевожусь в UBC на режиссёрский.

— Режиссёрский? — моя челюсть на столешнице.

— Да, я всегда хотел снимать кино.

Вот так заявление.

— А зачем тогда ресторан?!

— Как зачем? Мне же нужно чем-то семью кормить!

В ноябре нам исполняется по двадцать, и в столь юном возрасте мы обнаруживаем себя живущими настоящей жизнью самостоятельной пары.

— Мы как будто уже женаты, и у нас, похоже, это выходит лучше, чем у многих, — сообщает Дамиен свои наблюдения в одно раннее буднее утро, уплетая приготовленную моими руками яичницу с беконом.

Да, я и сама уже давно это заметила: мы, вынужденно помещённые в условия почти полной самостоятельности, справляемся лучше многих взрослых опытных пар.

Между нами совсем нет ссор. Обязанности по хозяйству распределились сами собой — Дамиен готовит ужины, я — завтраки, уборкой занимаемся вместе по субботам в первой половине дня. Во второй — едем за продуктами, резво закидывая в корзину свои обычные покупки, потому что уже давно изучили вкусы друг друга. Дамиен стирает бельё, я натягиваю его на матрас, потому что он ненавидит эту процедуру так же сильно, как и запихивание подушек в наволочки, а одеяла в пододеяльник. Дамиен всегда загружает посудомоечную машину, поскольку мне неприятно иметь дело с грязной посудой, а я раскладываю её в шкафчики, потому что ему никак не запомнить, где что лежит.