Виктория Мальцева - Абсолют в моём сердце

— Как это за что?! Нет предела совершенству в вождении спортивного автомобиля, мой друг!

Эштон улыбается, похлопывая брата по плечу.

— Как-нибудь обязательно преподашь мне пару своих уроков, главное сам лоб не расколоти!

Эштон уходит.

Уходит, не попрощавшись.

Со мной.

Не сказав ни слова.

Не удостоив даже взгляда.

Больно. Больно. Больно…

— Вот урод! — восклицает брат, едва Эштон скрылся в раздвижных дверях, ведущих в гаражи. — На пять косарей облегчил мои карманы сегодня!

— На сколько? — выдавливаю, только бы не выглядеть слишком подозрительно, только бы не вызвать вопросы, которые хуже Голгофы.

— Пять штук, сестра! Пять грёбаных штук за каких-то два часа!

Я молчу, потому что о подобных способностях Эштона и не подозревала.

— Может он карты пометил?! — брат не согласен признать поражение в умственном состязании.

— Вряд ли… — сообщаю рассеянно, — просто слишком сообразительный. Чересчур…

Эштон… Теперь сомнений не осталось — между нами ничего нет. Как и не было.

Мы с моей родной сестрой Лурдес совершенно не похожи, и не только потому, что между нами четыре года разницы в возрасте, у нас разные биологические отцы, национальности, цвет волос и глаз, мы — диаметрально противоположные личности, зеркальное отражение друг друга в противолежащих плоскостях. Мне шестнадцать, и меня ни разу не целовал мальчик, Лурдес двенадцать, и она преуспела в этом вопросе так, что уже сбилась со счёта. Я не люблю компании и с трудом нахожу общий язык с людьми, у Лурдес же практически все выходные расписаны по минутам, и даже по ночам её не бывает дома — очередной sleepover (ночёвка) у очередной двухсоттысячной подружки. Мы разные, но мы сёстры и большую часть времени ладим и проводим вместе.

Алекс полулежит на гостевом диване с планшетом в руках, пытается делать в нём свою работу, но сидящая рядом Лурдес не прекращает свои трели — явно что-то выбивает. Я бы предположила, что вымаливает прощение за очередную свою выходку, но слишком уж она настойчива: тут явно присутствует особенный интерес.

— И волосы у меня дебильные! Достал уже этот баран на голове! — ещё немного и выдавит настоящую слезу.

— Нормальные у тебя волосы, Лу! Не говори глупостей! — не выдерживает отец.

Алекс терпеть не может, когда мы недооцениваем себя или критикуем, причём это касается не только внешности.

— У Соньки вон нормальные, прямые, их можно заплетать и укладывать, как захочешь, а у меня только этот баран идиотский!

— Лурдес! — отец уже нервничает. — Не нагнетай! Скажи прямо, чего ты хочешь?!

— Чтобы меня любили, а ты только Соньку свою любишь!

— Тааак… Чувствую, мне придётся сильно потратиться. Но ты же знаешь, без маминого одобрения ничего не выйдет! — отвечает отец, посмеиваясь.

— Ты Соньке вечно твердишь, что она самая красивая, а я что?! А я, по-твоему, страшная, да?

Это уже удар ниже пояса, даже отец не ожидал подобного выпада. Отрывает от планшета глаза, смотрит поверх очков на Лурдес, внимательно изучая её. Похоже, она всё-таки развела его — он уже не так уверен в том, что его родная дочь упражняется в искусстве манипуляции. Его лицо выражает озабоченную серьёзность:

— Ну что ты, доченька?! Что ты такое говоришь? Как ты вообще можешь такие вещи думать и произносить вслух? Конечно, я люблю вас всех троих и все вы красивы, каждая по-своему. У каждой из вас свой характер, темперамент, взгляды на определённые вещи… Но все вы — мои дочери! И для меня всегда будете оставаться самыми лучшими из лучших!

Лурдес мгновенно меняется в лице, словно её застали врасплох:

— Пап… Лёшка делает вечеринку в своём доме. Я сильно хочу с ними!

Отец некоторое время молчит, затем со вздохом разочарования поправляет очки и снова погружается в свою работу.

— Пап! — моя сестра не привыкла отступать, если ей что-нибудь нужно, клещами выдерет, но не сдастся.

— Ты мала, дочь, для таких развлечений!

— Лёшка — мой брат, у него дома будет полно народу, почему я, его сестра, не могу пойти?!

— Потому что он и его друзья взрослые, и у них будут взрослые развлечения.

— Вот я и присмотрю за ним, чтобы не был уж слишком взрослым!

— Боюсь, за ним уже бессмысленно присматривать, — не сдаётся отец.

— А если Сонька пойдёт?

— А она пойдёт?

Сестра резко разворачивается, гордо тряхнув своей потрясающей гривой:

— Сонь! Ты идёшь к Лёхе на вечеринку?

— Меня не звали, — отзываюсь.

— Так сама позовись!

Да, это моя сестра Лурдес, знакомьтесь. Для неё непреодолимых преград нет, как и неразрешимых проблем, вопросов, на которые не было бы ответов. Главное, нет таких её желаний, которые бы, так или иначе, не удовлетворялись. Почти нет.

— Гордость не позволяет! — отвечаю, но уже предчувствую своё поражение.

Хватка моей сестры — не та хватка, от которой можно отделаться.

— Соняш! Сестрёнка моя любимая! Ты же знаешь ведь, что я тебя из всех больше всех люблю и уважаю! — тёмно-карие глаза сестры смотрят в мои с мольбой, находясь уже в десяти жалких сантиметрах от моего лица.

— Сочувствую тебе, Сонь! — смеясь, подтрунивает над нами отец.

— Что? Больше отца с матерью?

— Ну не передёргивай, они из другой Лиги, там — другие законы. Я имела в виду выбирая между тобой и Аннабель, например…

— Лурдес! — одёргивает отец.

— А что, Лурдес?! Ты сам-то, кого больше всех любишь?

— Всех он любит одинаково! — это уже мама. — И точка! Сколько уже можно мусолить эту тему, Лурдес?! Вот чего тебе не хватает?

— Вечеринки! Папа сказал, что я могу пойти, только если Сонька пойдёт!

— Ну, я такого не говорил… — отец пытается откреститься под натиском маминого осуждающего взгляда.

— Во-первых, не Сонька, а Соня, во-вторых, что ещё за вечеринка?

— У Алёшеньки, мам! В его чудесном домике на озере! Там такая крутизна будет! Он Скейтера пригласил, понимаешь? Ты хоть можешь понять, что за тусня там намечается?!

— Лурдес! — мама включает профессора математики. — Что ещё за Скейтер?

— Это диджей такой, он сейчас в моде, на пике своего полёта, я думаю, — отвечает ей отец. — Кислоту творит парень, я бы не сказал, что гениально… но для молодёжи пойдёт, — заключил.

— И что? Вы обе хотите идти?

Лурдес складывает ладошки на груди и умоляюще смотрит в мои глаза. Я вспоминаю, как не так давно сестра искренне утешала мою рыдающую по неразделённой любви душу, и отвечаю:

— Да.

— Хорошо, идите. Скажу Лёше, чтобы присмотрел за вами.

Лурдес уносится, подозреваю, хвастать подругам о том, как будет в субботу тусить с взрослыми. Надо сказать, моя сестра выглядит не на тринадцать лет, ей на вид не менее пятнадцати, а если накрасится и джинсы свои напялит с высокой талией, так и все шестнадцать. Отец знает, о чём печётся, и эти мысли можно с лёгкостью прочесть в его глазах, когда он смотрит, как сестра наряжается в школу, на вечеринку, к друзьям.