Бьянка Иосивони - Взлетая высоко [litres]

Дверь открывается, и вдруг рядом с кроватью на коленях оказывается мама.

– Боже мой, Хейли! Что происходит? Что случилось?

Я качаю головой, чтобы успокоить ее, но это, похоже, не работает. Ее лоб наморщен, глаза распахнулись от ужаса, и мама так крепко сжимает мою руку, что я не уверена, сумеет ли она не упасть без меня.

– Ничего не случилось, – выдавливаю я, свободной рукой вытирая уголки глаз. – Просто… я…

Боже, как я могу выразить весь этот вихрь чувств и эмоций словами? Как я должна заставить маму понять, что на самом деле происходит в моей душе?

– Мама… – Я снова пытаюсь улыбнуться, хотя обжигающие слезы продолжают течь по щекам. – Как… как можно чувствовать себя такой счастливой и одновременно бесконечно грустной?

Она глубоко вздыхает, и морщины у нее на лбу немного разглаживаются.

– Ты можешь чувствовать все что захочешь, дорогая. Радость и грусть одновременно. Это не может быть правильным или неправильным. Это твои чувства.

Она улыбается, хотя я понимаю, что она все еще беспокоится обо мне.

– Я была на кладбище, – тихо говорю я и, должно быть, ненадолго замолкаю, потому что от долгих рыданий у меня началась икота. – И потом я… открыла прощальный подарок от друзей.

Я указываю на разбросанные по кровати вещи, словно сокровища.

– О, дорогая, – мама обнимает меня, и я зарываюсь лицом в ее плечо, как раньше, в детстве, и даю волю слезам. Она больше ничего не произносит, не говорит, что все будет хорошо. Она просто молчит и утешительно гладит меня по спине. И только то, что мама рядом, что она видит меня – не Кэти, не тень собственного чувства вины, не девушку, которую нужно беречь, потому что она хотела покончить с собой, а меня , – дает мне больше, чем я когда-либо могла мечтать. Я чувствую силу, чувствую, что теперь могу попытаться отстоять то, что мне по-настоящему важно.

Когда папа появляется в дверях, он, скорее всего, услышал нас, я знаю, что делать.

Я сажусь, всхлипываю в последний раз и смело смотрю на родителей.

– Я хочу вернуться в Фервуд.

Я сказала это. Я произнесла эти слова, которые давно тлели во мне, как угольки. И если уж быть честной с самой собой, я уже начинала скучать по Фервуду и его жителям, когда села в машину с родителями и мы уехали. Задолго до того, как Чейз впервые написал мне. Задолго до того, как получила нелепые гифки от Лекси, которые она использует, чтобы держать меня в курсе своего дня. Чаще всего это сердитые лица из фильмов, сериалов и мультфильмов, с помощью которых она показывает, как бесится от глупости клиентов из мастерской.

Когда я смотрю на вещи из коробки воспоминаний, то с абсолютной уверенностью могу сказать, что нашла новых друзей и они всегда будут рады мне в Фервуде.

Родители переглядываются, потом папа вздыхает. Он не садится к нам с мамой на кровать, а располагается на корточках перед ней, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Он не выглядит удивленным. Я нервно хмурюсь. Почему папа не удивлен?

– Если быть честным… – начинает он и смотрит на маму, обнимающую меня одной рукой. – То я ожидал чего-то подобного.

– Ты… ты ожидал? – повторяю я, и из-за икоты мой голос становится совсем писклявым.

Папа, улыбаясь, кивает.

– Это место… каким бы ужасным оно для нас ни было, потому что навсегда будет связано с тем письмом, много значит для тебя.

Я улыбаюсь и одновременно пытаюсь нащупать коробку с носовыми платками.

Папа ни на секунду не выпускает меня из виду.

– Мы понимаем, что ты хочешь вернуться, но ты уверена, что Чейз по-прежнему там, а не в Бостоне?

Я издаю странный звук, смесь фырканья, всхлипа и смеха.

– Дело не только в Чейзе, – объясняю я хриплым от слез голосом. – Он важная часть моей жизни, но не единственная причина, по которой я хочу вернуться, – я указываю на деревянный ящик у себя на коленях. – Я нашла друзей. Настоящих друзей, которые поддерживают меня. Я работала в закусочной и закончила писать детскую книгу в маленькой кафешке на Мэйн-стрит. Я пережила кучу приключений и была счастлива и отважна, и… и в первый раз в жизни я не пряталась в тени Кэти, а просто была собой.

– Хейли… – Мама одаривает меня понимающим взглядом, который, вероятно, присущ каждой любящей матери. С тех пор как я пробралась обратно домой в пятницу утром – после ночевки с Чейзом, – она смотрит именно так, с пониманием. Возможно, она поняла, как Чейз важен для меня.

От смущения я становлюсь пунцовой.

– Он будет там, – шепчу я.

А если нет, то он все равно когда-нибудь вернется в Фервуд, потому что это его дом. И, может быть, этот город однажды сможет стать и моим домом.

Папа, хотя и кивает, выглядит не очень убежденным.

– Ты можешь писать книги, заводить друзей и влюбляться здесь…

– Я должна вернуться. Этот город и люди, они… они подарили мне шанс почувствовать, что я могу жить дальше без Кэти. Они воспринимали меня как Хейли, а не часть чего-то целого, чью-то сестру, для них я была собой.

– О, Хейли… – папа крепко обнимает меня.

Мама тоже обвивает нас руками и гладит меня по волосам.

– Мы любим тебя, Хейли, и ты не половинка, – задыхаясь, шепчет она. – Ты – цельный человек. Мне так жаль, если мы позволили тебе думать иначе.

Я медленно отодвигаюсь от родителей.

– Мне тоже жаль, я была неправа. Вы похоронили одного ребенка и чуть не потеряли второго.

Папа глубоко вздыхает:

– Не говори так, малышка.

Мама кладет руки мне на плечо и заправляет за ухо растрепавшуюся прядь волос, как она всегда делала раньше, когда я была маленькой.

– Никогда не извиняйся за то, что чувствуешь, Хейли. Нам жаль, что тебе пришлось пройти через столько страданий. Ты сделала все, что могла, чтобы справиться с потерей, а мы оставили тебя наедине с горем…

– Не нужно оправданий, – тихо добавляет папа.

Я снова крепко обнимаю родителей. Когда Кэти умерла, я почувствовала, что потеряла не только себя, но и родных. Несколько дней они едва реагировали на окружающий мир, а потом с головой окунулись в судебные тяжбы. Они не замечали меня, даже моя поездка по стране не вырвала их из оцепенения. Я была уверена, что мама с папой никогда не заметят моего отсутствия. Позже, в Фервуде, а затем и дома, они окружили меня вниманием, словно пытаясь не только наверстать упущенное, а действительно помочь мне, и тогда я поняла, что мои родители наконец вернулись.

После того как все слезы высохли и мама с папой оставили меня в покое, я напечатала сообщение. Несколько слов без объяснений, но они значат для меня все.

«Я возвращаюсь в Фервуд».

На полпути к родительскому дому я резко останавливаюсь и смотрю на телефон, точнее, на сообщение, которое пришло.