Амелия Борн - Здравствуй, сын!

- Ты цел? - выдохнула я, прижимая к себе молча плачущего сына. - Что у тебя болит?

Матвей в ответ только помотал головой, не проронив ни звука, явно не желая показывать свою слабость и боль.

- Так, пойдем отсюда, - взял ситуацию под контроль Волков и, подхватив сына на руки, отнес его в раздевалку.

- Дай-ка посмотреть, - сказал он, заметив, как и я, что комбинезон на Матвее был разодран в районе колена.

- Все нормально, - ответил упрямо сын. - Мамочка, только не ругайся...

Ругаться я намеревалась позже, когда смогу убедиться, что с Матвеем все в полном порядке. И, сосредоточившись сейчас лишь на этом волнении за сына, сама не заметив как, неожиданно выпалила:

- Дай папе посмотреть свое колено!

Выражение лица Матвея из хмурого тут же сделалось потрясенным. Даже Волков удивленно замер рядом. Но раз правда уже вырвалась наружу, отступать было поздно.

- Мой папа умер, - растерянно проговорил Матвей.

Присев перед ним на колени, я подавила рвущийся наружу тяжелый вздох и сказала как можно спокойнее:

- Я так думала, но я ошиблась.

Кивнув на застывшего в напряженном ожидании Волкова, я заставила себя произнести самые трудные в жизни слова:

- Это - твой папа.

До этого дня я не представлял, что могу испытывать настолько огромный страх. Но когда Матвей врезался в то злополучное ограждение… Нет, умом я понимал, что ничего страшного не произошло и произойти не могло, но то, что ощущал в этот момент, было несравнимо ни с чем.

А потом меня, как на американских горках, бросило совсем в другую крайность. Ледяной страх сменился чувством, как будто мне за шиворот плеснули чашку горячего кофе. Изнутри словно обожгло, когда Диана произнесла три слова:

- Это - твой папа.

Я впился взглядом в лицо сына. Сначала на нем проступило такое незамутненное ликование, что я с облегчением выдохнул. Зря. Тут же Матвей нахмурился, потом отвернулся.

- Я хочу уехать отсюда, - сказал он, и теперь уже настала наша очередь растерянно переглянуться с Дианой.

- Почему? Тебе здесь не нравится?

Черт! Совсем не это я хотел спросить, но понимал, что сейчас ни давить на Матвея, ни требовать от него слов о том, что он понял все насчет моего отцовства, был не должен.

- Нравится. Но я хочу уехать.

Мы с Ди вновь переглянулись. Я вообще ни черта не разбирался в отношениях с детьми, потому сейчас просто ждал, что же скажет Диана.

- Тогда давайте уедем, тем более, что нам все еще нужно осмотреть твою ногу.

На это Матвей лишь промолчал, и мы, вернув амуницию, направились к машине.

Сын не произнес ни слова за все время пути до дома. Мы зашли в квартиру, он спешно разулся и тут же умчался в свою комнату.

- Я не знаю, что с этим делать, - признался я Диане, запуская руку в волосы.

- Я с ним поговорю, - сказала она, отводя глаза. - Раз уж так получилось.

Что там «получилось», я не совсем понимал, только надеялся, что Диана не успела пожалеть о правде, которая так неожиданно открылась для Матвея.

- Если не будешь против, это сделаю я, - неожиданно даже для самого себя сказал в ответ.

Ди вскинула на меня взгляд, нахмурилась точно так же, как это сделал совсем недавно наш сын. Как будто раздумывала, стоит ли мне доверять. И я ее понимал. Пришел в их жизни без году неделя, и вот уже столько всего успело поменяться, что хоть караул кричи.

- Хорошо, - наконец кивнула она. - Но если ты что-то натворишь, из-за чего мой сын перестанет мне доверять…

- Не натворю.

Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что любое мое неосторожное слово может дорого нам всем стоить. И сейчас уже совсем не хотелось спорить с Дианой по поводу произнесенного ею «мой сын». Нужно было сделать так, чтобы она хотела сама говорить «наш». И Ди давала мне такую возможность.

- Я не помешаю? - спросил у Матвея, предварительно постучав в дверь его комнаты и получив разрешение войти.

Сын отрицательно помотал головой. Он сидел на полу по-турецки и конструировал Лего. Наверно, таким способом Матвей пытался успокоиться.

- Можем поговорить? - снова озадачил ребенка, присаживаясь напротив в такой же позе.

Сын вскинул на меня глаза и ответил совершенно серьезно, будто ему не пять лет было, а все тридцать.

- Можем, конечно.

Черт побери… а ведь все слова, которые собирался сказать Матвею, вдруг вылетели из головы. И пока я подбирал новые, сын заговорил первым:

- Мама ведь это специально придумала, чтобы у меня папа был?

Пожалуй, я был готов к чему угодно, но только не к этому. Он решил, что Диана ему лжет?

- Нет… конечно, нет. Я действительно твой отец.

Он как-то по-взрослому (в который раз) махнул рукой и опустил голову.

- Если это не так, то я не хочу, чтобы ты был моим папой. Потому что у меня же он есть, хоть и умер.

Кажется, я начинал понимать, что именно настолько задело Матвея. Диана рассказывала сыну о том, что его отца не стало, а когда он увидел во мне того, кто мог бы стать его папой, вдруг сказала, что это он и есть. И вот теперь ему стало обидно за того, кто уже пребывал в ином мире.

С одной стороны - оксюморон… с другой - это ведь были чувства ребенка. Моего ребенка.

- Послушай, Матвей… - сказал я, убирая Лего. Взял сына за плечи и дождался, пока он посмотрит на меня. - Я действительно твой папа. Настоящий. Мама была вынуждена сказать тебе, что твой отец умер, потому что она не знала обо мне ничего.

- Как это? - нахмурился Матвей.

- Так бывает. Я виноват перед твоей мамой за то, что…

Пришлось сделать паузу, и снова начать подбирать слова. Я и не думал, что разговор с пятилетним ребенком может быть настолько сложным.

- За то, что исчез. Но я очень надеюсь, что она меня простит. И что ты - простишь.

На лице сына вновь отобразилась такая смесь эмоций, что понять, какая главенствует, я не мог. Наконец, он несмело улыбнулся. Потянулся ко мне и через секунду уже сидел на руках, крепко обнимая меня за шею.

- Ты взаправду мой папа? - спросил он тихо.

Я кивнул и как можно серьезнее сказал:

- Да. Я твой папа.

- Как же я рад! - признался Матвей, и счастливо рассмеялся.

И я тоже засмеялся следом, чувствуя ту легкость, которая казалась мне самому давно забытой и даже исчезнувшей. Как будто заряжался сейчас от сына детскими мечтами, уверенностью, что все будет хорошо, и что рядом всегда будут любимые и любящие люди.

- С ногой точно все в порядке? - спросил через время, когда Матвей слез с моих рук и снова завозился с Лего, при этом выглядя так, словно получил только что главный приз своей жизни.

- Да, я проверил. Даже царапины нет.

- Вот и хорошо. Тогда давай пойдем к маме и успокоим ее.

Я поднялся с пола, Матвей последовал моему примеру. Мы направились на кухню, где нас ждала Диана.

Пусть чувство облегчения, которое я сейчас испытывал, могло быть обманчивым (как впоследствии и оказалось), в данный момент я не променял бы его ни на что другое.