Амелия Борн - Здравствуй, сын!

Оно дарило силы двигаться дальше.

- Мама! Мама, ты слышишь? Папа сказал, что сегодня поведет меня в театр! И что надо красиво одеться!

Матвей радостно кружил вокруг меня, безостановочно болтая. С того момента, как он узнал правду о том, кто его отец, у него разговоров только и было, что про Волкова. «Папа сказал», «папа сделал», «папа считает так», «папа думает, что… ». Наверно, это была банальная ревность, но я себя от всего это чувствовала так, будто мое слово для сына теперь стало значить крайне мало. Я словно отошла на второй план, и, может, этому следовало даже радоваться, ведь когда Волков станет брать сына с собой, у меня впервые за те пять лет, что я была матерью, появится время и на себя. Вот только я вдруг поняла - мне оно не так уж и нужно. Я слишком привыкла к тому, что сын всегда рядом со мной.

Их общение с Волковым вызывало у меня тревогу еще по одной причине - как знать, что у этого человека на уме? Может, он вообще решит настроить Матвея против меня и забрать его себе?

Наверно, это были глупые страхи, но оказалось вдруг, что так трудно перестроиться, когда с самого рождения воспитывала ребенка одна, а теперь на его любовь и внимание претендует кто-то еще. Тем более тот, кого было невозможно простить за прошлое.

- Твой папа? - вырвал меня из размышлений голос матери.

Проклятье! Я так и не нашла сил и подходящих слов для того, чтобы сообщить маме, что отец Матвея нашелся. И что я сама вспомнила все, что тогда со мной произошло.

Это казалось таким гадким и постыдным, что заговорить об этом даже с матерью было для меня непосильной задачей. И особенный стыд вызывало осознание того, что кое в чем Олег был прав - я действительно тогда физически откликалась на то, что он делал. Не сразу, против воли, но - откликалась, потому что этот мужчина явно прекрасно знал, как манипулировать женским телом. И за эту слабость я теперь начинала себя ненавидеть. И не понимала - как вообще можно испытывать подобное с незнакомым человеком, бравшим тебя без твоего согласия? Это казалось грязным и неправильным, и добавляло в душу лишнюю сумятицу, когда я и без того не знала, как дальше жить со всем этим. Похоже, стоило снова позвонить своему психологу и попытаться найти хоть какие-то ориентиры в том болоте, в котором я растерянно тонула.

- Да, мой папа, - с гордостью заявил, тем временем, Матвей бабушке. - Олег Волков.

Я поймала на себе вопросительный взгляд матери и поняла, что дальше оттягивать неизбежное просто невозможно. Придется рассказать все так, как есть.

- Матвей, иди собираться, - сказала я сыну. - Доставай свой костюм, раз папа велел одеться красиво.

Я знала, что Олег хочет сводить Матвея на спектакль - он спросил моего разрешения на это накануне. Пойти с ними вместе он при этом не предлагал - и неприятное чувство, что меня отсекли, как ненужный ломоть, до сих пор свербело в душе. Но я старалась быть справедливой - у меня было пять лет жизни с сыном, за которые я изучила своего ребенка, как никто другой. И было бы нечестно не дать теперь Волкову возможности тоже побыть с Матвеем наедине.

Когда сын убежал в свою комнату, мама нахмурилась и, подбоченившись так, что стало ясно - хорошего от разговора не жди, потребовала от меня ответа:

- Почему Матвей называет Олежку папой? Что у вас с ним? Он сделал тебе предложение?

Не удержавшись, я невесело хмыкнула. Мама действительно была из тех людей, кто искренне считал - ложиться в одну кровать можно только после свадьбы. И если у мужчины имеются такие намерения - он должен непременно жениться даже через неделю знакомства.

- Никаких предложений не было, - отрезала сразу я. - Просто Волков… действительно отец Матвея.

- Батюшки! - выдохнула потрясенно мама и опустилась на близлежащий стул, едва не промахнувшись при этом мимо сиденья.

Я не знала, что еще тут можно добавить. Вдаваться в подробности той первой встречи с Волковым мне по-прежнему не хотелось. Мама молчала тоже. Просто сидела, уставившись в стену, словно услышанное требовало долгого и трудного обдумывания, как какая-нибудь замудренная теорема.

Зато когда она заговорила, душа у меня ушла в пятки. Потому что в голосе матери ясно звучало обвинение:

- Это что же… ты лгала мне, Диана?

- Нет! - тут же отреагировала я. - Не лгала. Память вернулась ко мне совсем недавно, когда мы были в отъезде. В общем-то, Олег сам во всем признался.

Мама осуждающе покачала головой и заметила:

- И что же, он чисто случайно тогда спас жизнь нашему мальчику?

- Именно так. А когда мы пришли его поблагодарить… он меня узнал.

- Ну зачем ты врешь матери, Диана?!

Мама поднялась со своего места и я с тяжелым сердцем смотрела, как она огорченно всплескивает руками.

- Почему же ты раньше не сказала, кто отец Матюши? Зачем вся эта беготня по психологам? А я так переживала, думала, что над тобой надругались! А оказалось, что я просто вырастила развратницу!

Это прозвучало как пощечина. Не выдержав, я буквально выкрикнула в ответ:

- Это не правда! Я действительно ничего не помнила!

- Я тебя так не воспитывала, - поджав губы, заметила мама и направилась к выходу.

А я стояла, глядя на то, как она выходит из квартиры, и ощущала себя так, будто в меня плюнули. Моя родная мать! И разве давала я ей когда-либо повод считать, что я шалава и лгунья?

- Мамочка, помоги завязать галстук! - раздался рядом голос сына и я, сглотнув болезненный ком в горле, повернулась к нему с улыбкой. Присев перед сыном на колени, ловко сделала изящный узел.

- Выглядишь совсем как взрослый джентльмен, - заметила со смесью гордости и щемящей тоски. Как же быстро все-таки растут дети!

- Папа будет доволен? - с надеждой уточнил Матвей.

И снова «папа». Как же мне смириться с тем, что теперь все мысли сына вертелись вокруг Волкова?

- Обязательно, - выдавила я из себя и встала, услышав спасительный звонок в дверь.

- Матвей готов, - сказала я вошедшему Волкову. - Верни его, пожалуйста, не позже восьми. И прикрой дверь, когда будете уходить. Хорошего вечера.

Отдав все эти инструкции, я поспешила скрыться в своей комнате. Слезы душили изнутри, требуя выхода наружу. Я не позволяла себе этой слабости так давно… даже тогда, когда поняла, что случилось со мной в прошлом. Теперь же недоверие матери стало последней каплей.

Захлопнув за собой дверь спальни, я рухнула на кровать и позволила себе наконец беззвучно разрыдаться.

Отправляясь за сыном, чтобы мы с ним вдвоем съездили в театр, я не раз задавал себе вопрос - поступаю ли правильно? Может, стоило, напротив, пытаться снова и снова наладить отношения с Дианой и поехать втроем?

Но меня что-то останавливало. Как будто внутренний голос нашептывал, что торопиться сейчас нельзя. И в то же время я не хотел напрочь исчезать из жизней Ди и сына. Даже на время. Потому оптимальным решением счел временное отступление. Да, я все так же оставался рядом с Матвеем, но предоставлял Диане право побыть вне меня и… привыкнуть ко мне, что ли.