Алексис Холл - Идеальный парень [litres]

Рыбный сэндвич, когда его подали, оказался одним из самых вкусных блюд, которые мне только доводилось пробовать: между двумя ломтями мягкого маслянистого хлеба из дрожжевого теста лежали кусочки копченого угря, щедро смазанные ядреным хреном и дижонской горчицей, а также колечки маринованного красного лука, достаточно острые, чтобы можно было почувствовать их сквозь насыщенный вкус рыбы. Кажется, я даже застонал от удовольствия.

– Ну ладно, – сказал я, проглотив сэндвич. – Кажется, я слишком быстро его съел. Но он был таким вкусным, что я почти готов был на тебе жениться.

Возможно, я тогда смотрел на мир сквозь очки цвета копченого угря, однако мне показалось, что глаза Оливера засияли каким-то серебристым светом, и его взгляд стал мягче, чем вначале.

– Рад, что тебе понравилось.

– Я готов есть эти сэндвичи каждый день до конца жизни. Как ты мог стать вегетарианцем, раз уж на свете существуют такие вкусные вещи?

– Я… решил, что так будет правильнее.

– Я даже не знаю, похвалить тебя или посочувствовать. Это такая трагедия.

Одно его плечо дернулось, словно он пытался застенчиво пожать им. Снова образовалась пауза, но она уже не была такой неловкой, как прежде. Может, нам еще удастся поладить? И, может, эта мертвая рыба спасет меня?

– Значит… мм… – протянул я, все еще ощущая приятное послевкусие от сэндвича, которое придало мне уверенности, – ты, кажется, упоминал, что работаешь юристом или кем-то в этом роде?

– Да, я барристер.

– И чем занимается… баррист?

– Я… – Носок его ботинка опять стукнул меня по колену. – Боже, прости. Я опять это сделал.

– Кажется, ты пытаешься заигрывать со мной? Поэтому и тычешь меня ногой под столом?

– Что ты, поверь, это абсолютно случайно!

У него был такой смущенный вид, что мне даже стало его жалко.

– У меня просто ноги от ушей. Куда ни повернись, обязательно наткнешься на них.

Мы оба уставились на скатерть.

– А давай я сейчас сделаю вот так… – предложил я и перенес ноги вправо.

Он подвинул свои итальянские кожаные ботинки влево.

– А я – вот так…

Пока мы перемещали наши ноги, его лодыжка слегка задела мою. У меня уже так давно не было секса, что в этот момент я едва не грохнулся в обморок. Когда я наконец отвлекся от нашего случайного взаимодействия под столом, то заметил, что он смотрел на меня с хитрой полуулыбкой, как будто мы только что собственноручно (или собственноножно?) смогли уладить глобальный военный конфликт.

Внезапно все происходящее показалось мне не таким и ужасным. Даже вполне сносным, и я поймал себя на мысли, что смогу общаться с парнем, у которого такая улыбка и который купил мне потрясающий сэндвич с угрем, даже если бы у меня не было крайней необходимости в этом.

Вот только для меня это было еще хуже, чем испытывать к нему стойкую антипатию.

– Что… что у тебя за работа? – Мой голос был нежным, как чашка гранолы.

– Ах да. Так вот, я, – на этот раз его ботинок лишь слегка задел мой, когда его нога снова заерзала под столом, – я специализируюсь на уголовно-правовой защите. И ты можешь сразу задать его.

– Что задать?

– Вопрос, который задают все, когда узнают, что я работаю защитником по уголовным делам.

Мне стало не по себе, возникло такое чувство, словно я сейчас провалюсь на экзамене. В приступе паники я выпалил первое, что пришло мне на ум:

– Ты когда-нибудь занимался сексом в парике?

Он посмотрел на меня с недоумением.

– Нет, потому что эти парики очень дорогие, очень неудобные, и к тому же я должен носить свой парик на работе.

– Ой. – Я попытался придумать другой вопрос. Но в голове крутилось только: «А ты занимался сексом в своей мантии?», но этот вопрос был ничуть не лучше предыдущего.

– Обычно люди спрашивают меня, – продолжил он, словно был единственным актером в пьесе, который выучил свою роль, – как я живу после того, как отпускаю на свободу насильников и убийц.

– Вот это хороший вопрос.

– Мне ответить на него?

– Судя по всему, тебе не хочется этого делать.

– Дело не в том, чего я хочу. – Он сжал челюсти. – А в том, не сочтешь ли ты меня беспринципным стяжателем, если я не стану тебе отвечать.

Я сильно сомневался, чтобы его – или кого-либо еще – особенно волновало мое мнение: хорошее, плохое или индифферентное. Но я взмахнул руками, словно говоря: «Давай, валяй!», и добавил:

– Думаю, тебе все-таки лучше ответить.

– Если кратко, то система судопроизводства далека от совершенства, но ничего другого у нас нет. Исходя из статистики, большинство людей, которых я защищаю в суде, действительно виновны, так как полиция в общем-то неплохо справляется со своей работой. Но даже преступники имеют право на добросовестную защиту в суде. И я… я являюсь ярым сторонником этого принципа.

К счастью, во время этого монолога, которому не хватало только волнующей музыки фоном, чтобы подчеркнуть весь его драматизм, мне подали великолепный пирог. Говядина в его начинке буквально таяла во рту, а корочка из теста была совсем тонкой и хрустящей.

– Ого… – Я оторвался от пирога и встретился с невероятно жестким и холодным взглядом Оливера. – А ты прямо очень яростно защищаешь свою позицию.

– Я просто понял, что важно быть честным с самого начала. Ты должен знать, кто я, чем занимаюсь и каковы мои убеждения.

В эту минуту я заметил, что он почти не притронулся к своей… свекле? Кажется, это была она. Свекла с другими благородными овощами. Руки Оливера лежали на столе и были так крепко сцеплены, что костяшки побелели.

– Оливер, – мягко сказал я, осознав вдруг, что никогда прежде не называл его по имени, и удивился тому, каким сокровенным было его звучание. – Я не считаю тебя плохим человеком. И ты должен понять, что мои слова не стоит принимать близко к сердцу. Достаточно взять любую газету или забить в «Гугле» мое имя, и ты поймешь, что за человек я.

– Я, – он снова смутился, но теперь уже по другой причине, – я знаю про твою репутацию. Но раз уж мы с тобой решили познакомиться, Люсьен, я предпочел бы, чтобы ты сам мне обо всем рассказал.

Черт. Только этого не хватало. Интересно, насколько это сложно: понравиться другому парню так, чтобы он захотел встречаться с тобой хотя бы несколько месяцев, но не позволить отношениям зайти слишком далеко, чтобы потом не сходить с ума, терять сон и не рыдать на полу ванной в три часа утра?

– Так вот, для начала, меня зовут Люк.

– Люк? Как жаль, ведь Люсьен – такое красивое имя.

– Только не выговаривай это имя с английским произношением, как «Лушен».

– Нет, что ты. – Он поморщился. – Тебе больше нравится, как говорят американцы – «Лушан»?