Кэти Эванс - Раунд 1. Любовный нокаут

– Мне нужно поговорить с тобой, Ремингтон. Удели мне время, пожалуйста.

– Конечно, Брук. Я тоже хочу с тобой поговорить.

Его спокойный тон ничуть не придал мне уверенности, но я последовала вслед за ним. Запах, исходящий от его кожи – аромат осенних листьев, смешанный с нотками океанского бриза, – взбудоражил меня, и я с ума сходила от желания, когда он провел меня в большую спальню.

Он закрыл за собой дверь, повернулся ко мне, и меня обдало волной жара, когда его большая рука обняла меня за шею и он наклонился, чтобы втянуть в себя мой запах. Реми с видом собственника зарылся носом в мои волосы и сделал глубокий вдох, а я схватила его за майку и спрятала лицо у него на груди, сгорая от желания слиться с ним.

– Не отпускай меня, пожалуйста, – умоляющим голосом произнесла я.

Он вырвался из моих рук и отпустил меня, словно сердясь на себя из-за того, что позволил себе слабость обнять меня.

– Если я тебе так нужен, тогда почему ты меня бросила? – требовательно спросил он.

Я молча села на скамейку у изножья кровати. Я нервничала из-за того, как он смотрел на меня, скрестив мощные руки на груди, сдвинув брови и расставив ноги в почти угрожающей позе.

– Может, я сказал тебе что-то нехорошее, когда был в маниакальной стадии?

В моей голове живо пронеслись все его слова, которые он говорил мне, и я уцепилась за одну фразу.

– Ты хотел отвезти меня в Париж.

– В этом есть что-то плохое?

– И заняться со мной любовью в лифте.

– Неужели?

– А также трахнуть меня в розовых трусиках, – призналась я заплетающимся языком, чувствуя, как кровь приливает к щекам.

Реми продолжал смотреть на меня с бесстрастным, как маска, лицом, по которому ничего нельзя было прочитать. Руки он по-прежнему держал скрещенными на груди, словно сдерживая бушевавшие эмоции. Я дрожала, потому что не могла понять, что вижу в его глазах: любовь или ненависть. Он просто пожирал меня взглядом, в котором я растворялась без остатка.

– Ты забыла, что мы привыкли ставить друг другу песни, – произнес он тихим шепотом.

Я вздрогнула, поняв, что он, очевидно, помнил, как нежно после этого мы занимались любовью, и в моей груди запылал огонь, быстро поднимающийся к горлу.

Я затаила дыхание в безмолвном потрясении, когда он взял мою руку в свою – крепкую, твердую – и поднес мои пальцы к губам.

Мое сердце колотилось все быстрее, я продолжала сидеть, замерев, наблюдая словно со стороны, как он поворачивает мою руку ладонью вверх, пристально смотрит на нее, а затем наклоняется, чтобы нежно провести языком по моей коже. Страстное желание фейерверком взорвалось у меня в животе.

– Та сцена меня очень разозлила, Брук, – прошептал он мне на ухо, проводя влажным языком по чувствительным нервам в центре моей ладони. – Когда ты принадлежишь кому-то… ты не можешь целовать никого другого. Ты не можешь целовать его врага. Ты не можешь лгать ему. Не можешь предать.

Все системы моего организма взревели, возвращаясь к жизни, когда его зубы задели кожу на моей ладони.

– Прости меня. – Голос у меня дрожал и едва слушался. – Я просто хотела защитить тебя, как ты всегда защищал меня. Я больше никогда не буду действовать за твоей спиной, Реми. Я ушла не из-за твоего маниакального состояния, просто я не хотела, чтобы ты становился таким из-за меня.

Он мрачно кивнул, бросил на меня быстрый, страстно-тоскливый взгляд и отпустил мою руку.

– Тогда я, должно быть, что-то упустил. Потому что я до сих пор не могу понять, какого хрена ты бросила меня именно тогда, когда я так чертовски нуждался в тебе!

Боль в его голосе пронзила меня в самое сердце, глаза защипало от слез.

– Реми, прости меня!

Я горько заплакала.

Он что-то растерянно проворчал, потом вытащил из кармана джинсов, небрежно брошенных на стуле в углу, то самое письмо, которое я ему написала. Смятая бумага разлохматилась на сгибе, было видно, что письмо много раз перечитывали.

– Ты правда имела в виду то, что написала? – От его глухого, расстроенного голоса все волоски на моем теле встали дыбом.

– В какой именно части?

Он развернул листок и ткнул пальцем в строчку, где было написано: «Я люблю тебя, Реми».

Затем, снова скомкав письмо в огромном кулаке, он уставился на меня с яростью, надеждой и отчаянием в глазах. Мое сердце сжалось от боли, когда до меня дошло, что он просто не может произнести эти слова вслух.

Кто-нибудь когда-нибудь говорил ему, что любит его?

Я сказала это.

В своем письме.

В тысяче песен, которые давала ему прослушать.

Но никогда не произносила вслух.

Даже его родители хотели от него только денег. Они никогда не принимали его таким, какой он есть, не дарили ему любви, которую он заслуживал. А я? О боже, ведь я тоже бросила его. Как и все остальные.

У меня сдавило горло, поэтому я только быстро кивнула и сразу же поняла, что не этого он ждал. Его подбородок окаменел, на скулах заходили желваки, словно он с трудом сдерживал готовые вырваться наружу дикие чувства.

– Скажи это, – хрипло прошептал он.

– Зачем?

– Мне нужно это услышать.

– Почему тебе это нужно?

– Это и есть та причина, из-за которой ты ушла от меня после боя?

Мои глаза наполнились жгучими слезами.

Отчаянная надежда, прозвучавшая в его вопросе, подсказала мне, что это, возможно, единственная причина, которая помогла ему пережить мой уход.

Я представила, как он просыпается на больничной койке после всего того, что сделал для меня, и понимает, что я от него ушла. После того как сказала, что хочу проводить с ним каждое мгновение…

– Это так, Брук? Ты поэтому ушла? Или потому, что готова бросить меня? А я-то думал, у тебя больше мужества, моя маленькая бомбочка.

Он с какой-то безумной жадностью изучал мое лицо, и я чувствовала себя такой же безумной, когда разглядывала его потрясающе красивые черты, машинально отмечая про себя, что небольшой шрам над бровью все же остался.

В минутном порыве я протянула к нему руку, и в тот момент, когда мой палец коснулся заживающей раны, слова вырвались из меня сами собой.

– Я люблю тебя. Я люблю тебя. – Он задержал дыхание, и я торопливо продолжала: – Сильнее, чем я когда-либо могла себе это представить. Я ушла, потому что ты разбил мне сердце, ты разбивал его мне в тот вечер снова и снова, с каждым пропущенным тобой ударом, когда ты позволил избивать себя до полусмерти. Я ушла, потому что больше не смогла этого выносить!

Он закрыл глаза, мучительная боль, исказившая его лицо, проникла мне в самое сердце, сделав его уязвимым. Я услышала его судорожный вдох, и меня пронзила мысль о том, чем он пожертвовал, чтобы спасти мою сестру. Я уронила руку и дрожащим голосом сказала:

– Я не хочу, чтобы ты намеренно позволял кому бы то ни было причинять себе вред. Никогда больше. Даже для меня, Реми. Никогда. Ты слишком ценен для меня. Я даже не могу сказать тебе насколько! Ты меня слышишь?